Сегодня, 23 мая исполняется 346 лет с того дня, когда на Большом Московском Соборе 1666 года идейного вождя старообрядчества, протопопа Аввакума (Петрова) расстригли из священного сана и предали анафеме, отлучению от Церкви. Впрочем, это стало лишь эпизодом в борьбе "новой и старой вер" в Русском Православии. Но началось все гораздо раньше…
По большому счету, предпосылки происшедшего в XVII веке закладывались добрые тысячу лет. С VIII века перестали созываться Вселенские соборы, являвшиеся неопровержимым авторитетом для всего православного мира. Затем последовал Великий Раскол 1054 года со взаимными анафемами Римского Папы и Константинопольского патриарха, постепенное умирание Византии, под напором исламского мира лишавшейся с каждым годом больших кусков территории и влияния на другие православные государства. До тех пор, пока с падением Константинополя и образованием Османской империи практически единственной полностью независимой православной страной не осталась Россия. Чья церковь, впрочем, после смещения и изгнания последнего назначенного Константинополем митрополита-грека Исидора (за принятие тем Флорентийской Унии с Римом) тоже находилась в фактическом расколе с Восточными патриархатами добрых полтора столетия.
На этом фоне говорить о единой православной традиции было довольно сложно. Единая вера — да, была, догматы Вселенских соборов никто сомнению не подвергал. А вот именно традиция — конкретные церковные обычаи в Поместных церквах — с каждым годом все больше отличались.
Увы, русское православие, несмотря на мощную поддержку единоверных государей, не могло похвастаться высоким богословским потенциалом. Собственно, последнего практически не было — если не считать, разумеется, аскетических творений отцов-подвижников и "самообразования" по редким книгам отдельных архиереев и священников. Но такого понятия, как школа — в смысле и института централизованной подготовки священников, и объединений образованных богословов — в РПЦ до середины XVII века просто не было.
Читайте также: Православное примирение на весах истории
Зато было другое — серьезные амбиции Третьего Рима, призванного сменить в христианском лидерстве и Рим Первый, отпадший в "ересь латинства", и Рим Второй, не устоявший под напором турецких завоевателей. Впрочем, до всемирной православной гегемонии было еще далековато. А вот, скажем, отношения с юго-восточной Русью, современной Украиной, после восстания Богдана Хмельницкого и его сближения с Москвой крепли с каждым днем. В том числе — и в церковном плане. И тут оказалось, что многое из тогдашней московской церковной традиции, мягко говоря, не соответствует таковой ни на Украине, ни в церквях других православных народов. Доходило даже до знаковых эксцессов — как например, тогда, когда афонские монахи, издавна уважаемые на Руси, в конце 40-х годов XVII века попросту сожгли несколько богослужебных книг московской печати на основании их "еретичности". Хотя официальная иерархия Восточных церквей и пожурила "афонитов" за излишнюю горячность — но признала, что в указанных книгах, мягко говоря, не все так, как надо.
С другой стороны, те же греческие, иерусалимские и другие иерархи никогда не делали культа из мелких обрядовых различий. Для них они были разве что досадными опечатками, которые достаточно просто исправить. Что ж, такая позиция вполне объяснима — если, владея богатейшим богословским наследием Православия, четко понимать разницу между кардинальными основами вероучения и намного менее важными обрядовыми мелочами.
Увы, такого понимания в силу указанных выше причин были лишены православные в России — и иерархия, и рядовые верующие, и светские власти. Произошло то, что лучше всего описать фразой из одной новгородской летописи XII века: "со звероподобным усердием взялись они творити дела Божьи". В итоге "звероподобное усердие" — совсехбезисключениясторон — довелоРусскую церковь до раскола.
Итак, в указанное время наличествовал своего рода государственный заказ. Царь Алексей Михайлович был крайне возмущен, что в Церкви его страны "потенциального самодержца всех православных" есть различия, которые другие православные народы порой почитают ересью. Наличествовали рьяные исполнители монаршей воли из числа священнослужителей, готовые железной рукой исправить все недочеты. И был, разумеется, церковный народ, значительная часть которого готова была положить душу за истинную веру.
Читайте также: Князья-страстотерпцы Борис и Глеб
Ирония судьбы — но в первом составе Кружка ревнителей благочестия, своего рода мозгового центра грядущей церковной реформы, бок о бок трудились и будущий патриарх (тогда — нижегородский митрополит) Никон, и его главный противник, протопоп Аввакум. Все шло хорошо, пока не встал вопрос: по каким же образцам исправлять накопившиеся ошибки в богослужебной литературе? Аввакум сотоварищи настаивал исключительно на немногочисленных древнерусских "раритетах"; Никон — на греческих книгах, чаще современных изданий, нередко — в латинском переводе.
По большому счету, ни один из указанных подходов не гарантировал абсолютной исконности и православности — ведь церковная традиция заметно менялась со временем даже во времена Византии. Однако методология Никона оказалась более востребованной — поскольку обеспечивала реальную унификацию с современным богослужением православного Востока. Пусть даже оно само по себе было не сколько "древним", сколько модернизированным.
И когда митрополита Никона после смерти патриарха избрали его преемником, свои разработки тот, с поддержки высшей светской власти, стал внедрять с непреложностью общеобязательного церковного закона. Сам перечень этих изменений ныне может вызвать разве что улыбку: крещение тремя перстами вместо двух, такое же трекратное произнесение "аллилуйа" (Тебя, Боже, славим) вместо двухкратного, замена 16-ти "земных" поклонов в великопостной молитве прп. Ефрема Сирина на четыре земных и 12 поясных, хождение на Крестных ходах вокруг храма против солнца, а не по нему, и тому подобные мелочи.
Но для малообразованных, но горящих желанием "защитить веру" русичей XVII века эти обрядовые частности стали едва ли не вровень с основными догматами. Вождем старообрядчества и стал протопоп московского Казанского собора Аввакум Петров. После несогласия с официальной линией церкви и государства его жизнь начала живо напоминать биографии самых известных исповедников Православия, таких, как, скажем, прп. Максим Исповедник. Последовала ссылка в Сибирь, где ему приходилось претерпеть голод, лишения, издевательства грубых воевод, смерть сыновей и другие невзгоды.
Читайте также: Христианство и война: мир или меч?
Правда, после того, как слишком уж возгордившийся своей должностью патриарх Никон разругался с царем, Аввакума возвратили в Москву и он даже некоторое время был окружен всеобщим уважением. Но когда государь понял, что опальный протопоп был гоним не из-за личной неприязни теперь уже опального патриарха, а из-за неприятия инициированных самим же царем реформ — ситуация изменилась. Тогда и произошло то, о чем было упоминалось вначале статьи — на Большом Московском Соборе вождя "старой веры" лишили сана и отлучили от Церкви. Потом, правда, долго уговаривали покаяться, обещая возвратить все прежние почести — но все было напрасно. Аввакума сослали в далекий Пустозерск, заточив в "земляную тюрьму". Очередная ирония судьбы заключалась еще и в том, что тот же Большой Собор чуть позже лишил сана патриарха и Никона — правда, не за церковную реформу, а за неуживчивость с царем.
А идейный вождь старообрядцев не прекращал борьбу. Во всяком случае — полемическую. Собственно, его обличения и стали причиной его гибели — в 1682 году новый царь Федор Алексеевич приказал сжечь Аввакума в срубе вместеснесколькимитоварищами"замногие хулы на царствующий дом".
Впрочем, и рядить жертву "споров о вере" в невинные мученики было бы некоторой натяжкой. В этой связи стоит вспомнить, что жесткие меры против церковных диссидентов стали непосредственным следствием выполнения Соборного уложения 1649 года, своего рода конституции тогдашней России. Принятое при тесном участии всех тогдашних церковных интеллектуалов, включая Аввакума и Никона, оно как раз и предусматривало сожжение на костре "за хулы на Христа". Ну, а то, что в те времена под подобной "хулой" понимались мелочи, не стоящие выеденного яйца — так это было присуще всем сторонам. Сохранились, например, письма лидера старообрядцев юному царевичу с призывом применить самые жестокие кары к "поганым никонианам" во имя "защиты истинной православной веры". Так что противники стоили друг друга.
Шли годы. Государство продолжало преследовать старообрядцев — правда, размах этих преследований никогда не доходил до такового у западной инквизиции. А когда на престол вступил Петр, многое в одночасье изменилось. Нет, многочисленные самосожжения староверов в скитах ради того, чтобы "не покориться власти царя-Антихриста" — не преувеличение. Просто обычно при этом забывают добавить, что именно царь-"западник" разрешил раскольникам верить открыто, не опасаясь вырывания ноздрей, битья батогами, ссылки в Сибирь — а то и сожжения. Просто "диссидентам" было положено платить подушную подать в двойной размере — своего рода "налог на иноверцев". А вот его-то многие платить и не хотели, продолжая притворно числиться в числе приверженцев официальной церкви. Однако в случае изобличения следовали жесткие кары — но можно ли их считать гонениями за веру, а не за попытку сэкономить с помощью лжи?
Читайте также: Рвать врага на клочья, Господа хваля?
Как бы там ни было, но именно внедрение Петром и его соратниками (такими, как митрополиты Феофан Прокопович и Стефан Яворский) в Церкви богословской школы — системного образования будущих священнослужителей, в конце концов и привело к широкому осознанию очевидного факта — причина "никонианского" раскола с посяганием на основы православной веры никак не связана. А потому уже в конце XVIII века раскольники в обмен на проявления лояльности к светской власти могли без малейших проблем рукоположить для себя священников у епископов РПЦ — так называемое "единоверие".
В XX же веке отношение к старообрядчеству стало еще более лояльным. Вплоть до официальной отмены "клятв" Собора 1666 года на Синоде РПЦ в 1929 году, подтвержденной на Поместных соборах 1971 и 1988 годов. Так что ныне со стороны "нововерческой" Православной Церкви нет никаких формальных препятствий для церковного общения со сторонниками "старой веры". За исключением одного нюанса — никто не отменял канонических норм о запрете существования на одной территории более одной церковной юрисдикции. А староверы расставаться со своей иерархией отнюдь не спешат. Что неудивительно — за прошедшие века между обоими деноминациями накопилось гораздо больше различий, чем в XVII веке. Которые, впрочем, тоже не касаются основополагающих догматов Православия — но если хочется сохранить свою идентичность, то любую мелочь можно раздуть до масштабов хулы на Духа Святого.
Что ж — в очередной раз подтверждается верность меткой народной поговорки: "Ломать — не стоить". И даже из трагической истории старообрядческого раскола можно извлечь хороший урок — в церковной жизни никогда не нужно доводить дело до крайностей, какими бы ценными они не казались. Primum non nocere ("прежде всего — не навреди"): помнить об этом врачебном девизе крайне важно не только людям в белых халатах — но и людям в ризах, да и просто находящимся в храмах.
Читайте самое интересное в рубрике "Религия"