Тех, кто свел с жизнью счеты добровольно, не отпевают и не поминают в церкви, а в старину не хоронили на христианских кладбищах. Можно ли дома молиться о близких, которые совершили этот грех? О том, кто с православной точки зрения считается самоубийцей, "Правде.Ру" рассказал протоиерей Максим Козлов, профессор Московской духовной академии.
— Когда речь идет о самоубийстве, которое является грехом, следует иметь в виду такого рода поступки, которые являются уходом от ответственности. Вел человек греховный образ жизни, нагулял дурную болезнь и понимает, что ему дальше существовать с этим в человеческом обществе будет невозможно, невозможно жить в семье, социализироваться. И он не находит ничего лучшего, чем таблеток наглотаться. Или человек растратил казенные деньги и понимает, что дальше его ждет тюрьма, долговая яма, и пускает пулю в лоб. Или военачальник бездарно положил в боях десятки и сотни тысяч солдат и не знает, как дальше смотреть в глаза их матерям, и тоже каким-то способом кончает с собой.
Безусловно, такой выбор делают те, кто не исполнил того призвания, тех задач, которые Господь дал ему в этой жизни. Есть же и другие виды того, что можно назвать добровольным уходом из жизни. В древности христиане задавали вопросы о девственницах, которые при взятии варварами города, чтобы не нарушить обеты девства, бросились со стены города. И блаженный Августин отвечал, что это не есть самоубийство, это есть подвиг ради жизни и исполнения обетов во Христе. Бесспорно, нельзя расценить как самоубийство, когда человек полагает душу свою на войне или в сходных ситуациях, принося себя в жертву, то есть добровольно расставаясь с жизнью ради спасения других людей.
Можно вспомнить более пограничные ситуации, но у кого поднимется рука осудить человека, который в сталинских или в нацистских лагерях, понимая, что может не вынести меры мучений, физических и нравственных, которые ему предстоят, чтобы не предать других людей, не заложить, не оговорить, не стать виной их гибели, уходит из жизни. Наверное, можно найти и другие примеры, которые подпадают под эту категорию. А то, что исходит из верности Богу, как с теми же девственницами, или из того, что мы помним и любим наших близких, то таковые люди, собственно, к самоубийцам не должны относиться.
Есть ситуации, где нам трудно определить меру того, что испытывал человек. Классический пример с Мариной Цветаевой, по отношению к которой приснопамятный патриарх Алексий II дал разрешение творить о ней заупокойные поминовения, понимая, какую меру мучений переживала несчастная раба Божия Марина, оказавшись в Елабуге. Это церковное снисхождение к таковым людям.
— Можно ли молиться о самоубийцах?
— Что касается самоубийц в собственном смысле слова, первой категории, то я думаю, что здесь речь о каком-то регулярном церковном поминовении не может идти. Но есть некая пастырская педагогика по отношению к их близким. Мы знаем из писем преподобного старца Амвросия Оптинского, что он некоторым людям, у которых близкие вот так трагически ушли из жизни, разрешал молиться словами: "Господи, спаси, аще возможно, погибшую душу раба Твоего такого-то (имярек) и не вмени мне во грех эту молитву". Но это, конечно же, не есть правило, которое можно вот так взять и напечатать в молитвослове. Это то, что конкретному человеку конкретным духовно опытным священником, старцем, подвижником благочестия может быть разрешено, понимающим, что с душой этого близкого сейчас происходит.
— А если такая ситуация у человека: вся его семья погибла, а он в одиночестве помыкался да и решил повеситься?
— Это как раз ситуация предательства. Ему Господь попустил остаться на земле, чтобы быть молитвенником за усопших. В том числе чтобы до конца пройти свой долг предстательствовать за них здесь, в воинствующей Церкви. Если мы — верующие люди, то мы верим в том, что встреча с умершими близкими, во-первых, будет, а во-вторых: то, что будет за пределами земного бытия, неизмеримо значимее того, что с нами происходит здесь и сейчас.