Совсем скоро закончатся налоговые льготы, данные правительством в связи с пандемией. И пандемия-то еще не закончилась…
Как будут российские предприятия выбираться из кризиса? Об этом ведущий программы "Точка зрения" Игорь Буккер поговорил с руководителем Центра экономических исследований Института нового общества, экономистом Василием Колташовым.
Читайте начало интервью:
МРОТ вроде бы и повысили, но большинству россиян легче не стало
Регионы живут беднее, чем столица: что с этим можно сделать
— Российская экономика в 2020 году получила серьезный удар. И две девальвации рубля — это все-таки не шутка.
Причем вторая девальвация очень странная. Она, возможно, ставит крест на карьере Набиуллиной. Потому что на укрепляющейся нефти произошло ослабление рубля.
Мы всякие девальвации видели за последние 12 лет, но такая была у нас одна-единственная. И это, конечно, ненормально. Потому что рубль должен либо стоять, как скала, либо уж укрепляться. Но никак не падать.
И мягкость, относительная мягкость, с которой российская экономика прошла кризисную волну 2020 года, связана с несколькими причинами.
Это не только меры правительства, которые обеспечили сохранение рабочих мест — кредиты под заработную плату. В марте, мне кажется, заканчивается период, на который они выдавались. И если предприятия рабочие места сохранили, то они получат списание этих кредитов.
Плюс они получали фактически дотации, субсидии, если не производили массовых увольнений.
Но ведь российская экономика не так тяжело болела. У нас был всего один период локдауна — мы останавливались на 2 месяца. И это было сразу после обвала мировых цен на нефть и коллапса в мировой торговле.
Посмотрите на Европейский союз. Там сейчас еще один локдаун. И здесь нужно понять, а что такое эти локдауны. Потому что их очень много комментируют медики и очень мало — экономисты.
Дело в том, что обычно любую борьбу с эпидемиями (пандемию отрицать нет никакого смысла) в выборе методов ограничивают экономические обстоятельства.
Если у вас идут лавинные заказы и вам надо что-то производить, вы не будете останавливать производство, как это делали, например, в Китае в начале 2020 года.
Но там это делалось не столько из-за пандемии, сколько из-за кризиса производства. Китайские власти, наверное, и в ближайшие годы будут рассказывать нам, что никакого кризиса у них не было, что была всего лишь пандемия, что они никогда не проваливались, что у них был единственный провал, может быть, в 2008 году — на какие-то недели сокращение ВВП или в 2015 году. Но в реальности они пережили сильный спад в производстве. И остановка промышленности была направлена на то, чтобы разгрузить склады.
Что происходит, когда кризис перепроизводства? Нужно ликвидировать излишки, то есть распродать их.
Если вы часто делаете заказы на AliExpress (а таких граждан у нас много, которые покупают в китайских магазинах), вы могли заметить, что с какого-то момента в 2020 году целый ряд товаров просто исчез. Было очевидно, что идет распродажа того, чем были затарены склады. И потом эти товары вновь появились уже летом-осенью 2020 года.
Это часть управляемого преодоления кризиса. И у нас с нашим весенним локдауном то же самое было: управляемый процесс остановки экономики. Потому что в принципе был кризис перепроизводства, когда это делается, все негативные процессы как бы сжимаются во времени, они помешаются в эти два месяца, условно говоря. И там все плохое остается.
А когда это все плохое заканчивается, правительство говорит: "так, все, мы закончили, теперь начинаем работать". И тут появляются признаки оживления: отложенный спрос включается.
Мы отлично видели это на примере рынка недвижимости летом, когда было лавинообразное обращение за льготной ипотекой. В регионах покупали все. На 10%, несмотря на страшный-страшный вроде бы кризис, разогнали цены.
Вообще, когда цены на недвижимость растут в условиях вроде бы кризиса — это один из признаков, что все не так мрачно, как говорят. Потому что когда все очень мрачно, цены идут вниз.
А Евросоюз, в отличие от нас, не справился с проблемой, поэтому он объявляет еще и еще локдауны. Я думаю, им просто нужно девальвировать евро. А американцам нужно девальвировать доллар, если говорить об интересах экономики.
Мы уже очень сильно падали в 2014–2016 годах. Наша экономическая модель нулевых коллапсировала еще в 2014 году. И у нас под влиянием большого экономического кризиса 2008-2020 годов, может быть, точку ставить рано, но в 2020 году тоже трансформация произошла.
Был первый период запуска трансформации.
Перед жесткими карантинными мероприятиями весны 2020 года люди скупали продукты, что они покупали? Российские макароны, российскую гречневую крупу, российский сыр.
Здесь доля импорта была минимальна. И консервы тоже оказывались в значительной мере российскими. Кукуруза, горошек — все кубанское, оно идет не из Евросоюза, не импортируется.
Это в значительной мере результат изменений, которые произошли у нас. Что бы там ни говорили, а импортозамещение оказалось успешным. Процесс этот не завершен. Но очевидно, что здесь изменения положительные.
Поэтому относительная мягкость прохождения этой волны мирового кризиса связана с тем, что у нас раньше была очень болезненная волна. Вспоминаем, как резко увеличился вывоз капиталов в тот период на Запад. Они поддерживали там если не эйфорию, то равновесие. А необходимые экономические реформы, структурные трансформации там не происходили. А у нас — происходили.
И это очень важно, потому что это обеспечит нам, я думаю, достаточно хороший выход на экономический рост в перспективе.
Я говорю уже о 2021-2022 годах, когда оживление приобретет устойчивый характер, и дальше мы получим экономический рост.
Для экономического роста нам понадобятся две основные вещи:
Инфраструктурная система в России будет развиваться, улучшаться, и это будет давать мощные стимулы для развития экономики.