Иран с помощью России вышел из-под западных санкций. Как чувствует себя иранская экономика после 40-летней блокады? По каким направлениям Россия и Иран могут развивать сотрудничество? Какие перспективы есть в ядерной сфере, фармацевтике и хайтеке? Об этом в эфире Pravda.Ru рассказывает инвестиционный директор группы "Роснано" Вадим Вещезеров.
— Вадим, о российско-иранском взаимодействии в области высоких технологий много говорилось. Может ли основой российско-иранского сотрудничества стать не нефть и фрукты, а именно хайтек?
- Более того, с моей точки зрения, это именно то, где мы действительно можем сотрудничать эффективнее всего. Потому что по нефти мы скорее конкуренты, а фрукты много где растут.
Иран интересен как раз тем, что это единственная высокоразвитая, высокотехнологическая страна исламского мира. Все остальные, если и имеют какую-то современную промышленность и успехи в этой области, то они были созданы и достигнуты с чужой помощью. А Иран все это сделал на собственной основе.
Иран впереди всех в этом регионе, а по некоторым направлениям он вообще игрок высшей лиги. У них очень хорошая химия и единственная в мире, кроме большой фармы, независимая фармацевтика, очень сильная именно высокотехнологичная медицина.
Я уж не говорю про ядерную программу, которая у них полностью оригинальна. Ведь в отличие от Пакистана и других стран, они не имели возможности заимствования, они все делали сами.
— А мы не опоздали с развитием этих отношений? У нас была уникальная возможность, когда Запад вводил односторонние санкции, ворваться. А сейчас Тегеран переполнен европейцами и американцами.
- Окно возможностей еще не закрылось, у нас есть 2-3 года. Лично я как раз изучаю, что там происходит. Одна из самых больших проблем для нас — это полная катастрофа с иранистикой. У нас очень мало людей, которые понимают, как там все устроено и что происходит, как можно хоть сколько-нибудь нормально строить отношения с иранской стороной.
У них достаточно сложная, непривычная для нас законодательная база. Поэтому для возможности сотрудничества они создают всякие свободные зоны. Там работать проще. А на территории вне особых зон надо вообще менять менталитет и полностью перестраиваться, чтобы с ними работать.
На другом берегу Персидского залива — с арабами — у нас работать более-менее получается, потому что арабистов у нас много. А вот подготовка специалистов по иранскому направлению еще с советских времен, с хомейнитской революции очень сильно сократилась. По направлению всех ираноязычных государств в этом году выпущено всего пять человек.
И юристы хорошие со знанием специфики тоже нужны. Но именно иранисты — прежде всего, потому что без понимания их мировосприятия там очень сложно. Вот в последние 20 с лишним лет мы очень сильно стараемся подражать Западу, и взяли основной принцип, как там говорят: ничего личного, только бизнес. А на Востоке это совершенно не так. Там "только личное" может быть бизнесом.
— Да, это так, но все-таки не совсем. Потому что они намеренно готовят людей, которые занимают высокие должности, ориентированных специально на Запад. Потому что они понимают, что мы не разбираемся в их ситуации.
- Да, они над этим работают. Но и нам надо разбираться. Это тем более важно в хайтеке, а развитие высоких технологий для Ирана — это национальный приоритет.
Строго говоря, и ядерная программа для них, в отличие от бытующих мифов, действительно, не средство создания бомбы, а это средство поднять свой научно-технический уровень.
— Меня в Иране очень неприятно поразило, что любая непринужденная беседа минут через пятнадцать обязательно переходит на тему землетрясения. То есть они постоянно живут с ощущением того, что в любой момент может вырваться эта колоссальная тектоническая сила. Это во многом определяет иранское религиозное сознание. Хомейни говорил, что атомная бомба — это оружие шайтана, они не лицемерят. А мы живем на равнине плоской, у нас ежегодное большое стихийное бедствие — мороз… Роснано в каких отраслях интересен Иран?
— Я бы все-таки разделил. В Роснано мы, как инвесторы, изучаем все возможности. Поэтому я бы скорее говорил не про компанию (об этом преждевременно), а про то, что можно интересного увидеть и куда вложиться в Иране. Наши отношения, я надеюсь, через какое-то время разовьются, но это будущее. Пока, как говорят дипломаты, мы изучаем все возможности.
— То есть электроника и химия? Или действительно абсолютно все?
- Теоретически можно и нужно смотреть все. Практически за 40 лет блокады они много чего научились делать сами и достигли высокого уровня, но, естественно, они не могут делать все. Скажем, электроника у них очень слабая, и они даже не пытаются что-то сделать самостоятельно, а ориентируются в этом отношении на Китай и, возможно, на нас как на поставщиков решения. Им интересна химия, математика, собственно компьютерные науки уже непосредственно в применении.
А у них — сильные медицинские технологии, фармацевтика, биология и приборостроение, много чего сделано из приборов общего и медицинского назначения.
Только что секретарь Высшего координационного совета свободных и особых экономических зон Ирана Акбар Торкан назвал пять основных отраслей классической экономики, которые по его мнению интересны для иностранцев. Это: нефтехимия, автомобилестроение, электроэнергетика, сталелитейная и цементная промышленность.
Да, там сейчас открываются огромные возможности. Наконец, удалось найти формулу восстановления отношений Ирана с остальным миром, это открывает для обычного бизнеса огромнейшие возможности. Но хайтек там немножко в другом.
— Но ведь в любой промышленности нужны высокие технологии…
- Это, да. В промышленности нужно. Но есть и следующий уровень, и с кем я общался с той стороны, это подтверждают. Например, у них очень сильная группа компаний именно по нанотехнологиям, и вообще это одно из приоритетных направлений. Им занимается Иранский совет по развитию нанотехнологий.
Они выбрали несколько направлений, где они считают, что должны быть в клубе не просто промышленно развитых держав, а одними из лидеров. Автомобили или сталелитейка — это интересно и важно, но это обычный традиционный бизнес.
— В космический клуб входят всего 10 стран, которые в состоянии сами произвести и запустить спутник на орбиту. Иран — одна из этих стран. Это показатель высокого технологического развития. У них один из базовых принципов, совершенно чуждый нам, что они не хотят экспортировать сырье. У них есть возможность подвинуть нас с газового рынка. Турки их умоляют создать конкуренцию, а они отказываются. С одной стороны, чтобы с нами отношения не портить. Иранцы — народ вежливый, они не отказываются вообще поставлять газ. Они говорят: дайте нам такую же квоту как "Газпрому", и мы вам дадим такую же цену как "Газпром", а раз не хотите, то извольте покупать в 2 раза дороже. Все понимают, что это скрытая форма "нет". Как этот базовый принцип — экспорт только добавленной стоимости — сказывается на работе?
— Да. Еще раз повторю: не надо забывать, что они 40 лет были в очень жесткой блокаде. Они научились не только выживать, но и достаточно успешно развиваться самостоятельно. Как они сами говорят: Спасибо американцам. Они заставили нас из покупателей превратиться в предпринимателей. Нам это как раз интересно.
Очень часто нашу корпорацию путают с фундаментальной или прикладной наукой, и многие вопросы, публичные претензии к Роснано возникают от непонимания. Мы не Академия наук или отраслевой институт, мы сами ничего не разрабатываем. Мы инвестиционный фонд, который вкладывает в компании, разрабатывающие высокие технологии.
Если в России есть компания, которая делает что-то высокотехнологичное для электролизеров, и она ищет инвестиции, в нее можно вложить деньги. Тогда мы на игре. А мы сами не разрабатываем электролизеры, это не наше.
Ну и второй вопрос в том, что мы не можем хвататься за все и делать все. Есть то, чего нам делать надо, и то, что нет. Есть вещи, которые просто не входят в наш мандат. Мы на вкладываем в IT, хотя в том же иранском IT сегодня для наших айтишников колоссальные возможности открываются.
— По каким направлениям Роснано собирается сотрудничать с Ираном?
- Из того, что мы у них уже серьезно смотрели, нас больше всего привлекает фармацевтика. И у нас есть то, что им интересно — лекарства и медицинские приборы. В Иране есть очень интересные и медицинские приборы и оригинальные лекарства, которые могут выйти на мировой рынок и стать потенциальным.
В Индии фармацевтика полностью построена на копировании, а у иранцев — свои разработки.
У них есть очень оригинальная система поощрения ученых и инженеров идти в бизнес. Если ты предлагаешь какой-то, по-нашему говоря, стартап в хайтеке, то государство может за тебя оплатить долю в компании. Через 3-4 года, если ты выполнишь все, что написано в соглашении с государством: создашь продукт, лекарство или что-то еще, то государство тебе эту долю продает за один реал — по сути дарит.
Один из критериев, без которого ты не можешь воспользоваться этим правом, наличие международных патентов на то, что ты сделал.
Они много очень занимаются энергетикой. Сейчас, когда санкции снимаются, для наших энергетических компаний возможности есть. Причем, значительная часть энергетики при шахе, потом и при Хомейни, строил СССР. Они нас помнят. Они строят и будут еще строить электростанции.
У них есть специальный вице-президент, отвечающий за науку и технику. Он был в августе на МАКСе, их представительство при посольстве очень активно занимается поддержанием контактов. Интерес есть и очень большой.
У России и Ирана есть две межправительственные комиссии. Кроме того, создана еще одна комиссия по сотрудничеству в области науки и технологии. С их стороны ее возглавляет вице-президент, а с нашей — вице-премьер Рогозин.
— Как общее ощущение? Пойдет дело или будет пробуксовывать? Иранцы — народ сложный, все очень непросто.
— Проблемы скорее с нашей стороны. А насчет того, что сложно, да. Я не знаю более тяжелых переговорщиков, чем иранцы. В определенном смысле с иранцами договориться сложнее, чем с китайцами, зато проще потом, в отличие от китайцев, считающих, что подписанный договор, — это всего лишь повод поговорить о том, что мы делаем сейчас. Иранцы выполняют то, о чем договорились.
— То есть мы заменим фрукты и нефть хайтеком?
— А зачем заменять? Лазеры не отменяют фисташки.
Также по теме:
Москва стала Меккой для Ближнего Востока
Иран - нам друг, и истина не против
Подготовил к публикации Юрий Кондратьев
Беседовал