Борис Кутенков — известный поэт, литературный критик, культуртрегер, выпускник Литературного института им. А. М. Горького, редактор отдела культуры "Учительской газеты". Он один из организаторов литературных чтений "Они ушли. Они остались", соредактор антологии "Уйти. Остаться. Жить", посвящённой рано ушедшим из жизни поэтам XX и начала XXI вв. (М.: ЛитГОСТ, 2016, 2019) и автор литературно-критического проекта "Полёт разборов", посвящённого современной поэзии.
— Борис, большинство поэтов, которых я встречала, интересуются больше продвижением собственных стихов, чем чужих. Ну разве что им интересны стихи тех, кого они считают своими учителями… Что же заставляет вас так активно продвигать других поэтов?
— Тут две причины: любовь и запоздалое переживание своего юношеского эгоцентризма. Что касается эгоцентризма, то в ранней молодости (примерно с 17 до 23 лет) я был неумеренно поглощён собой, упивался мелким тщеславием, собственным пиаром. Не хотелось бы ударяться в излишнюю самокритику и бить себя в грудь, но скажу как есть… Внутреннее переживание этой ситуации позже произвело во мне определённый психологический раскол. Я словно очнулся от какого-то дурного сна, в котором ощущал себя центром мира, и оглянулся на окружающую реальность. Думаю, ощущение субъективного чувства вины, попытка избыть прошлое как раз и привели к иного рода крайности: так же, как оголтело я занимался собой, — теперь занимаюсь другими, отодвигая себя на последнее место. Когда я говорил об этом с поэтессой Стефанией Даниловой, она скорее не поняла меня и привела в пример американское общество, где говорить о себе, продвигать себя считается не стыдным. Она назвала это ложное чувство вины исконным чувством русского человека. В какой-то степени она права. Но получается парадокс: тех, кто стесняется, как раз и хочется больше всего "тянуть" наружу, помогать им, выступать в роли передающего звена — наверное, это и называется культуртрегерством.
Ну а что касается любви, то она как раз органична и не связана ни с какими психологическими мотивациями: то, что тебе дорого, хочется… рекламировать, продвигать? Все какие-то маркетинговые слова. Скажу так: стремиться, чтобы весь мир вместе с тобой узнал о талантливом авторе. Внутренне я понимаю людей, поглощённых только собой, но какая-то часть меня не может принять их позицию как должное. Считаю то, что произошло со мной, скорее правильной эволюцией.
— Вы всё-таки больше поэт или культуртрегер? В чём вы видите свою наиболее важную миссию? Или обе одинаково важны?
— Стихотворение — это лучшее, в чём я могу себя выразить: то, что наиболее полно говорит обо мне. Согласен с поэтессой Верой Павловой, которая в недавней беседе со мной сказала: "Всё, что я говорю, кроме стихов, — такое досадное упрощение". Однако когда стихотворение написано, ты остаёшься в ситуации жуткого социального одиночества: хороших стихов вместе с твоими пишется много. Некоторые даже считают, что чрезмерно много. А сложное (сиречь подлинное) часто вызывает медленную, отсроченную реакцию. Часто эта реакция невербализуема — где-то есть круг твоих тайных читателей и слушателей, которые проявляются в редкие минуты и уж точно не тогда, когда они тебе остро нужны. Такая ситуация создает ложный невроз, обманчивое ощущение ненужности (усугубляемое соцсетями). Социальная деятельность — направленные на других проекты — способствует здравому балансу внутри тебя, спасает от опасности пережимать, "нажимать" на "необходимость" слышать отзывы о твоих стихах (два слова я заключил в кавычки — это показывает, насколько такая картина мира имитационна). Эта деятельность, в конце концов, более заметна и больше располагает к вербализованной реакции. Я люблю её именно как фактор внутреннего равновесия.
— Расскажите, пожалуйста, о наиболее интересных поэтах, которые вошли в антологию "Уйти. Остаться. Жить", которую вы выпускаете вместе с коллегами, тоже поэтами и культуртрегерами — Николаем Милешкиным и Еленой Семёновой.
— Поскольку объём интервью ограничен, расскажу только об одном: о моём друге и учителе Вячеславе Памурзине (1983 — 2020). Он был первым из поэтов-современников, прочитанных на первом курсе Литинститута, — и во многом побудил меня, тогда ещё совсем зелёного пацана, заниматься этим безнадёжным делом. Слава вряд ли хотел бы попасть в нашу антологию, я тем более никогда не хотел бы этого. Думаю, что его поэзия недополучила признания в современном литпространстве — во многом из-за его скромности, из-за критичного отношения к делу. Вспоминаю сейчас его чуть заикающийся голос, которым он произносил свои стихи; очень детальные, технически точные разборы им чужих стихов — следствие первой, негуманитарной профессии; неизменную доброту, эмпатию и естественность.
Расставайся, не расставайся —
Не раскаешься ни о ком.
Лишь цветы в азиатской вазе
Задыхаются табаком.
Этот жуткий букет магнолий,
Предназначенный "той одной",
Не подаренный ни одной и —
"Не разлуки тому виной…"
Это годы твои грехами
Прожигания и простуд.
Это ты — неживой гербарий.
А цветы до сих пор цветут.
(Вячеслав Памурзин)
— Судьбы многих поэтов драматичны: ранняя смерть, часто в результате самоубийства… Как вы думаете, связано ли это с их творчеством?
— Думаю, что творчество — следствие драматичного отношения к жизни. Однако важно понять, что истинное стихотворение — скорее дар исцеления и мотивация к жизни. Мысли о поэзии как о чём-то "губительном" должны пройти с возрастом как болезни роста, а мотивация к письму — усилиться. Советую читать на эти темы статьи главного редактора журнала Prosodia Владимира Козлова, который много внимания уделяет "проектной" составляющей поэтического ремесла: слово "проектность" может звучать странно, но ощущение себя целостным, терапевтический эффект, возможность саморазвития — всё это довольно "прозаические" результаты, которые может давать поэзия. Козлов умно и точно пишет о том, как способность признать эти вещи самодовлеющими избавляет от ложных жалоб на неуспешность или на отсутствие обратной связи.
— Каких ещё поэтов вы собираетесь издавать в будущем?
— Леонид Шевченко (1972 — 2002) и Сергей Королёв (1980 — 2006) — такие планы на серию авторских сборников. Найдите их стихи в Сети, прочитайте. Оба гениально выразили и своё ощущение информационной эпохи, и одиночество, смертность человека на фоне этой эпохи. Об остальном — в наших будущих книгах: не буду спойлерить.
— Может, есть ещё какие-то творческие и культурные проекты, которые вам хотелось бы осуществить?
— Сейчас меня вполне устраивают те проекты, которые есть, тем более за последний год они даже получили неожиданные витки развития (чего я и не мог предполагать в начале пандемии: за один 2020 год "Полёт разборов" приобрёл совсем новую аудиторию благодаря выходу в Zoom, а у антологии "Уйти. Остаться. Жить" в том же году появились две постоянные рубрики на двух сайтах). Хотелось бы сделать ещё больше для их развития — например, наладить связь с крупными институциями. Но не отказался бы вписаться ещё в несколько проектов. Скажем, довольно давно заботит мысль о собственном интернет-издании. Ну и давно вынашиваю мысль о романе: идея зреет, пока это зыбкий сюжет — но точно знаю, о чём буду писать. Скажу честно: о таких вещах и в таком ракурсе ещё не писали — если избавлюсь от стесняющих установок (их, собственно, две: давнее ощущение неудачи в прозе и — сложность проговорить какие-то вещи перед социумом и близкими), этот роман перевернёт многие сложившиеся стереотипы.