Влад Маленко: "Поэт – звание посмертное"

Устоят ли Пушкин, Есенин и все поэты-классики против современной панк-оперы? Как в России стать популярным поэтом? Может ли искусство быть вне политики?

На эти и многие другие вопросы обозревателя "Правды.Ру" Саида Гафурова ответил видный театральный деятель, поэт и телеведущий, замдиректора по творческой деятельности "Есенин-Центра" Влад Маленко.

— Влад, вот кто вы все-таки такой — поэт, режиссер, актер, музейщик, телеведущий?…

— У Александра Сергеевича же спрашивали, задавали ему подобные вопросы. И он отвечал: "Числюсь по России".

— То есть человек искусства, деятель культуры. Какая самоидентификация у него вообще? Может быть, что-то (например, поэт) все-таки важнее?

— Поэт — звание посмертное, поэтому будем заслуживать. Но мои стишки и басенки, слава Богу, печатаются, имеют хорошую судьбу.

— Я не говорю уже про популярность через театр. "Зонт" называется песня, да?

— Да, очень радует, что ребята поступают с баснями в театральные институты, причем не только в Москве. Уже поколения на них выросли. Они подходят и говорят: "Это же я поступал и поступил с вашими "Ондатрами", "Енотами", "Зайцами"…" Это самое сладкое для автора.

— То есть получается, что в первую очередь — поэт, а не театральный деятель?

— Ну это последнее, чем я перестану заниматься.

— Поэзия важнее все-таки?

— Важнее всего.

— Так и запишем, что поэт Влад Маленко, а не театральный деятель. Искусство может быть вне политики?

— Может, конечно.

— Можно жить в башне из слоновой кости?

— Можно, да. Иногда даже нужно, я так думаю, особенно сейчас. Потому что сейчас вообще время какой-то женской журналистики, женской в самом таком неприглядном проявлении. У китайцев есть два таких иероглифа: женщина, и рот изображен — это называется "повиновение".

А сейчас этот открытый рот — наоборот, символ недовольства, несогласия. Он сам по себе стал главным символом многих СМИ. Рот — ни за что не отвечающий при этом. И уже хочется не верить. Сейчас бывает, что просто актеры высказываются о чем-то, к чему никакого отношения не имеют, а потом все обсуждают это неделю.

Какой-то актер высказался про политический процесс или экономику. Ну слушай, разве это твоя специальность, твое дело? Ты хорошо играй на театре, если ты актер, или снимайся. Танцор высказался. Потанцуй, танцор. "Майор, постреляй", как Высоцкий говорил.

— Ты же сказал, что поэт — прежде всего? А у поэта должна быть гражданская позиция, лирика — "поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан".

— Да. И это линия. Я говорю, что иногда. Мы же разные, конечно. В баснях, конечно, не избежать каких-то политических моментов. Это естественно, ведь они обо всем на свете. А Некрасова я люблю…

— Буквально на днях мы гуляли по центру Ленинграда, Санкт-Петербурга, вместе с моими друзьями, в том числе один — француз, издатель, другой — грек, философ. И как раз шли по Сенной, начали вспоминать Некрасова.

Вчерашний день, часу в шестом,

Зашел я на Сенную;

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую.

— Да, и…

В мире есть царь:

Этот царь беспощаден,

Голод названье ему.

Эти француз и грек так на нас смотрели. А мы, не сговариваясь, все это хором продекламировали…

— Обидно, что у поэтов первого эшелона сейчас в связи с нашим быстротекущим временем, со всеобщим поверхностным образованием, как-то нет сцепления с молодыми мозгами. Я с ужасом вижу, что они не знают Александра Блока, а это махина, это просто последний золотой луч русской поэзии, наверное. Не говоря уже о Некрасове.

— У меня старший сын, когда был в пятом классе, пришел и долго меня мучил вопросом, какой поэт главнее — Блок или Бальмонт? Причем он явно ожидал, что я скажу Бальмонт, потому что он ему больше нравился. А я в конце концов все же буркнул: "Блок", — и отказался от обсуждения. Но ведь когда третьеклассник ставит вопрос, кто главнее, важнее — Блок или Бальмонт, — наверное, не все потеряно. А есть сейчас расцвет поэзии?

— Я прошу прощения, у меня в детстве была подобная дилемма, даже глобальнее: кто главнее — Ленин или Пушкин? Я видел эти прекрасные фильмы Ромма, которые снимал Ромм с Юркевичем.

— "Ленин в Октябре", "Ленин в 17-м году"?..

— Да-да. Там же Щукин блистал. Ну настолько подлинный был создан образ, что даже я, маленький горшечник, увлекался этим. А стихи Пушкина и его сказки, естественно, поразительны. Поэтому я все думал и не мог решить: кто же все-таки главнее, важнее?

— Так сейчас есть расцвет русской поэзии или русская поэзия в глухом кризисе? И относится ли это к песенному жанру? Для тебя песня — это поэзия?

— Хороший, отличный вопрос. Песня — это особая поэзия. Конечно, песня не должна быть такой же. Песенный текст не может быть полноценным стихотворением. Поэтому Пушкина мы мало поем. Он наполнен музыкой, как ведро из колодца, которое прямо выливается. Он сам по себе — большая поэзия.

А счастье было так возможно…

"Евгений Онегин" — отменная опера, хотя я лично ее не люблю.

— Там все это сильно обкорнал Модест Чайковский:

Любви все возрасты покорны.

Ее порывы благотворны...

Здрасьте, пожалуйста…

Любви все возрасты покорны;

Но юным, девственным сердцам

Ее порывы благотворны.

Да, поэзия отличная есть и сейчас. Ребята Башлачевы новые есть. Сидят по своим кухням, курят "Беломор". И кого-то еще мы — команда фестиваля "Филатов-Фест" — постоянно ищем и находим. Мы как раз и созданы находить, призваны находить новых Башлачевых, некрасовых и блоков, пушкиных...

Беседовал Саид Гафуров

К публикации подготовил Юрий Кондратьев