"Я люблю играть. И это самое важное. Страшно - наверное нет, всегда хочу выйти на сцену. Всегда хочу, чтобы публика полюбила мою игру", - рассказывает Pravda.Ru тринадцатилетняя блестящая виолончелистка Даниэлла Акта (Израиль). Это о ней с восторгом говорят Ицхак Перельман, Максим Венгеров, Зубин Мета. Владимир Спиваков дал ей стипендию своего фонда.
Декабрь в Израиле. Дождь в Раанане. Он бьет струнами по стеклу автомобиля, полирует в темноте раннего вечера асфальт и стены домов. Прохожие пробегают зыбкими тенями, струятся по тротуарам, плывут под куполами зонтов. Холодные мелкие капли тают на щеках, сверкают стразами в неверном свете фонарей. Я ныряю под пористую старую крышу, вхожу в подъезд. Влажный воздух идет следом за мной, дождь отстает.
Звуки субботнего дома — звяканье посуды, плеск воды, детские голоса. Кто-то бросает мяч, и он ударяется об пол со звуком мятой груши. Иду наверх, меня уже ждут. Отрывают двери. "Марина!" — радостно кричит красивая черноглазая девочка лет двенадцати, когда я вхожу. Я не Марина, и девочка вновь и вновь с разочарованием и надеждой выводит на разные лады "Марина", а мама Лимор терпеливо повторяет ей мое имя, говорит "это еще не Марина, Марина придет позже".
Девочка ходит нетвердой походкой, связная речь дается ей с трудом. Она милая и беззащитная… В дверях стоит другая девочка, Даниэлла, улыбается, волшебная энергия и очарование в ее глазах. Ею восхищается великий музыкант мира Даниэль Баренбойм. О ней говорят, что по крайней мере лет сорок не было у нас такой яркой восходящей виолончельной звезды, что ее талант и обаяние сенсационны, а стиль есть не что иное, как реинкарнация великой Дюпре.
Это к ней я ехала под прозрачным и острым зимним дождем. Это о ней с восторгом говорят Зубин Мета, Ицхак Перельман, Максим Венгеров. Владимир Спиваков дал ей стипендию своего фонда, а совсем скоро Даниэлла по инициативе этого мастера и открывателя талантов, Владимира Теодоровича Спивакова, получит в подарок виолончель, свой первый собственный инструмент, пока она играет на том, который ей дали на время.
"У нас есть запись, когда она играла на сломанном инструменте, гриф прижала — и играла, очень хорошо играла, никто даже не догадался". Этот год расписан у нее по неделям: концерты в Москве и Вашингтоне, уроки в Берлине, выступления, репетиции… В новом сезоне она сыграет "Вариации на тему рококо" Чайковского с камерным оркестром кибуцев, выступит в Белом доме, проедет с концертами по США… Зимний вечер притаился за ставнями обычного израильского дома. Мы втроем, с Лимор и Даниэллой, садимся у стола. Ароматы кухни, тихое бормотание телевизора и дождя (они вместе сплетничают-жалуются, жалуются на свое житье).
Дом семейства Акта выглядит, как тысячи домов в Израиле: простая, без всякого снобизма обставленная квартира, каменные полы, горка белья, приготовленная для глажки. Скоро придут друзья, чтобы вместе встретить субботу, Лимор готовит какие-то блюда, режет мясо, сыплет муку.
Даниэлла Акта, ее средняя дочь, тринадцатилетняя блестящая виолончелистка, отвечает на мои вопросы. Телевизор бормочет и всхлипывает какие-то банальности для совсем маленьких (папа, трубач и композитор Тамир Акта вместе с младшей Ариэль смотрят или пытаются смотреть эту приторную жвачку ни про что), Даниэлла глянула своими бездонными темными глазами, струятся блестящие локоны цвета воронова крыла — и я думаю: какие они все в этой семье красивые. И мягкая милая мама Лимор, сдержанная, будто однажды запретившая себе громкий смех и громкие жалобы, и смуглый тонкий папа Томер, прекрасный солист и композитор, и три дочки…
Даниэлла занимается музыкой с четырех лет, виолончель — ее друг, помощник, развлечение. Способ извлекать для себя радость, чистую и безупречную. В музыке — вся ее жизнь.
Лимор рассказывает:
-У нас между Даниэллой и младшей, Ариэль, разница год и пять месяцев. Проблемы с Ариэль начались, когда ей было пять месяцев. Нам пришлось нелегко. Реанимация, врачи, бесконечные процедуры. Чтобы стабилизовать состояние, понадобились многие операции. Самая трудная длилась 24 часа, после нее Ариэль много часов спала. Стоила эта операция миллион долларов. Чтобы собрать на нее деньги, музыканты Израиля, друзья, коллеги играли благотворительные концерты.
Сегодня ситуация лучше, в доме живет помощник-филиппинец, девочка нуждается в особом уходе, она на 70 процентов инвалид…Времени на Даниэллу у нас с мужем не оставалось. Она была всегда тихой и самостоятельной. Никаких хлопот не доставляла. А мы занимались Ариэль… и больше ничего не успевали".
Однажды Даниэлла услышала запись Виолончельного концерта Эльгара, солировала великая и неповторимая Жаклин Дюпре - девочка была очарована. " Я тоже так хочу!" — сказала малышка. "Хочу только виолончель!" И с тех пор решилась ее судьба.
Она начала учиться в консерваторионе Раананы (так у нас в Израиле называются музыкальные школы), в том, где директором была мама. Мама подумала: ладно, это все равно ненадолго, пусть, я так хоть ее буду чаще видеть… А через несколько лет Даниэлла уже играла серьезную сонату, и мама была очень удивлена: девочка-то оказывается обещает стать хорошей виолончелисткой! Солисткой! Звездой! У нее талант!
Она впервые после долгих лет молчания израильтян, засверкала на международном конкурсе в Париже, и Лимор говорит об этом и с гордостью, но и с досадой:
— Стране все равно, будут ли успехи на конкурсах. Мы не готовим лауреатов, нас не волнует, что на самых престижных соревнованиях нас нет! Нет нашего флага! А нет флага - нет страны! Никого это не трогает! Будто это совсем не связано с престижем, с патриотизмом! Будто музыка — пустая блажь! Что-то неверно в нашей музыкальной политике! А таланты — есть! И даже очень много их, талантов…
— Даниэлла, какую музыку ты любишь играть больше всего? Кто твои любимые композиторы?
- Мне надо много времени, чтобы всех перечислить: Бах, Шуман, Шуберт, Гайдн, Дворжак…Мечтаю сыграть Виолончельный концерт Эльгара, который так великолепно играла Дюпре, тот, с которого началась моя дорога. А хотите послушать моего Гайдна?
Я хочу. И даже не верю, что она так легко, сама, без всяких уговоров и просьб выдвинет стул, приладит виолончель, попробует смычком струны — тут ли все, на месте ли - и заиграет. И густое благостное кружево старой Вены, далекой и мирной, покроет стены и встает стеной между нами и тревогой. Когда Даниэлла играет, как на сцене, так и сейчас, дома, рядом с самыми близкими людьми, она улыбается. Закрывает глаза — и видит далекие картины. Или те, что оживают в ее душе и сердце.
Струны льнут к ее смычку, набегают на берег, обжитый далеким сказочником Йозефом Гайдном. Виолончель дышит. Кружит. Свивает нить. Девочка слышит голос Гайдна, его рассказ. А за стеной — Вена. Дома с эркерами. Стрельчатые окна в лучах заката. Даниэлла Акта играет, играет. Она поет и плачет, улыбаясь, юное счастье бьется птицей, и высокая серьезность этого состояния завораживает и околдовывает.
Она сыграла весь концерт, ее виолончель отговорила.
Будто нехотя, Даниэлла отложила смычок. Изменилась улыбка, стала спокойнее, в ней нет победного тона. Музыка смолкла…
— Ты волнуешься перед сценой? Тебе бывает страшно?
Она смотрит широко открытыми глазами:
— Я люблю играть. И это самое важное. Страшно — наверное нет, всегда хочу выйти на сцену. Всегда хочу, чтобы публика полюбила мою игру.
Мама Лимор добавляет:
— Ее любят оркестры, она умеет быть доминантной, не сдаваться, делать все, что было задумано. И не так важно, есть дирижер, нет дирижера…Она сыграет так, как считает необходимым! Ее воля все победит.
-А вы, Лимор, как я поняла, так и не восприняли оркестр как желаемое место работы, не очень любите совместное музицирование?
— И я, и муж трубачи, мы познакомились, когда учились во Франции. Наша старшая дочка гобоистка, я играла немного в оркестре, поначалу. А потом поняла: останься я там, я навсегда возненавижу музыку!
-Руководить музыкальной школой проще? Труднее? Это ведь и музыка, и психология, и человеческие отношения, и многое другое…
— Я здесь на месте. Мне многое было неясно поначалу. Например, почему педагоги, приехавшие из бывшего Союза, получают зарплату намного ниже, чем те, кто здесь родился…Я очень благодарна учителям моей Даниэллы, Гале Аронович и Любе Рабин, они очень много ей дали, это близкие нам, почти родные люди…
Трудно заниматься воспитанием людей. Трудно объяснять родителям, зачем их дети ходят в музыкальную школу. И — что у нас без труда ничего не бывает…
- Были еще увлечения, любимые занятия? Или музыка взяла в плен раз — и навсегда?
Даниэлла отвечает:
— Я любила рисовать, - моя тетя, папина сестра, Орит Акта-Гильдесхайм художница. И еще я любила бегать. Но музыка все победила. Именно музыка мне нужна. Она дает мне все, чего я хочу…
- Я знаю, что в последнее время Даниэлла учится у знаменитого немецкого педагога Франса Хельмерсона. Как идет учеба? Какая у него метода?
Даниэлла кивает:
— Он требовательный, уроки интересные, я рада, что езжу к нему на занятия в Берлин…
— Ты помогаешь дома? Или — вся жизнь уходит на концертную деятельность, поездки, репетиции? Лимор отвечает, нежно глядя на дочь:
— Она не ведет себя дома, как звезда. Обычная девочка, делает все, что надо: может вымыть посуду, приготовить еду, искупать Ариэль. Помогает мне во всем.
— Вам с ней легко?
— Даниэлла начала выражать себя в звуках раньше, чем в словах. Ей много дано — и я чувствую, что мой долг — дать ей защиту, уверенность, сохранить ту атмосферу, в которой ей хорошо. Она добрая и скромная, никогда не капризничает. И в то же время она — уникальная, ее талант необходимо сберечь. Такой дар — достояние страны.
— Если вы хотите ее порадовать, что вы ей дарите?
— Диск. Что-то, что просто сейчас надо купить, что-то необходимое. Она никогда ничего особенного не просит. Вот шьем ей новое концертное платье… Розовое.
Даниэлла радостно подхватывает:
— Красивое!
— Тебе обидно, что твои ровесники не очень увлекаются музыкой?
— Тут ничего не поделаешь. Это так есть, так будет. Есть люди, душа которых открыта для настоящей музыки. А есть иные. Я дружу с разными людьми. Вижу разницу: у тех, кто любит и слышит хорошую музыку, иначе развиты чувства, иные мысли, горизонты, порывы.
- Ты пыталась сочинять музыку?
— Да, был такой опыт. Я сочинила дуэт для двух виолончелей. Его сыграли. А когда я послушала, то поняла, что это не очень удачная музыка. Пока ничего больше не сочиняла…
В пяти грандиозных концертах легендарного Грузинского камерного оркестра с ампериканским дирижером Эваном Христом Даниэлла сыграет "Кол Нидрей" Макса Бруха. Что означает, чем важна для нее эта музыка?
Девочка внимательно смотрит на меня:
— Я всегда плакала, когда слышала эту музыку. Она печальна и всеохватна. Мой народ несет ее в своей крови, в генах, в судьбе. Это молитва. Я молюсь, когда ее играю. Молюсь за всех, за семью, за близких и далеких, за тех, кто стал жертвой. За истерзанных и печальных. Плачу — и молюсь.
— А чем ты себя балуешь? Что делает тебя совершенно счастливой и веселой? Просто дарит праздник?
— Я люблю шоколад. Мама называет меня "шоколадной девочкой". И это так!