Пьесы Шекспира разобраны на цитаты и представлены практически во всех театрах мира. Но режиссерское прочтение шекспировских пьес тоже очень важно: прочтение может быть как удачным, так и неудачным. Очень талантливым прочтением шекспировской пьесы "Отелло" можно назвать постановку Лены Крейндлиной в тель-авивском театре "Гешер".
Я посмотрела в тель-авивском "Гешере" спектакль "Отелло" в третий раз. И поняла, что уже могу сказать несколько слов. Когда все критики страны и армия прославленных блогеров свое важное написали, пришел мой час.
Значит, как с Баха в музыкальном космосе, начнем с Шекспира. Начнем и запишем: "Лучший драматург мира". "Он создал шедевр — пьесу "Отелло". Здесь все правильно, и все слова -банальные. И ничего с этим не поделать. Шекспир — Бог. Пьеса "Отелло" — как один из его лучей.
Кто бы и как бы не начал свой текст про "Отелло", рискует оказаться в роли наивного суфлера. За долгую историю стерлись, растратились эпитеты. Они будто выцвели. Стали ритмом, пустым звуком. Будто новых нет, а старые измельчали. Ведь были уже и "выдающийся", и "непревзойденный", и "надмирный"…
Были все возможные слова, восторги, все световые листья пиетета осыпались с дерева литературы. Но если совсем честно, Шекспир неисчерпаем. А мы и не пишем о Шекспире, не пишем о пьесе "Отелло". Эти заметки — о любимом театре "Гешер", который в эти несколько последних сезонов словно набрался исполинской силы, шагнул дальше, порадовал новым многоголосием созданий. О новом создании театра. О новаторском спектакле.
Режиссер Лена Крейндлина, предлагая свою версию, поставила на сцене "Гешера" спектакль "Отелло". Предложила женский взгляд на мир любви и ревности, семьи и работы. Снова закружилась-развернулась эта жестокая история про черного военачальника, ревнивого и скорого на расправу, про белокожую голубку- дочку сенатора, про друзей и врагов, битвы и подозрения. Про платок. В зал понеслись живые и животворящие строки.
Лена Крейндлина не боится шокирующих трактовок, фривольных эпизодов, парадоксальных вопросов. Эмилия в этом спектакле (я начала с нее, потому что Лилиан ут Рут Рут проживает эту грандиозную драму женской судьбы с такой интенсивностью, на таком изломе отчаяния, одиночества, страсти, что об этой работе актрисы хочется думать и говорить много, щедро, восхищенно) влюблена в Отелло, и на ее глазах он из героя и полководца превращается в безумца.
Позволяет себя опутать сетью злобы и недоверия. Эмилия — проекция женской судьбы. Многие начинают, как Дездемона, окружены клятвами и поклонением, а заканчивают, как Эмилия. С ежедневными свежими синяками, спрятанными по черными очками. Лилиан Рут рвет сердце злым монологом о мужчинах, страдает от любви к африканцу — и теряет и веру в него, и жизнь, что для нее почти одно и то же.
Яго в постановке Крейндлиной — виртуоз, демагог, садист, с наслаждением избивающий жену, а в финале спокойно, без какого-то сомнения перерезающий ей горло. Он талантливый и недооцененный одиночка, человек какой-то другой формации. Да, собственно, мы знаем, какой…Исраэль (Саша) Демидов в этой роли выдает такие тесситуры внутренних, душевных монологов, так изящно и страшно бравирует своим ослепительным цинизмом, так мощно строит стратегию мести Отелло, к которому так явно тянется жена Эмилия, так эффектно ваяет интригу и, не дрогнув, идет к заветной цели, что перед этой актерской роскошью хочется встать — и аплодировать стоя.
Красивый, просто ужасно сексуальный Кассио готов утонуть в общечеловеческих юбках Бьянки (любить ее он себе не позволит, ни-ни, она же ему не пара!), чуть опечалиться, чуть вздохнуть. Его душа работает "вполноги", и мелькает мысль: зачем, мы, девочки, таких вообще выбираем…
Отелло — это роль, которая делает, меняет, освещает любую актерскую судьбу. И не так важно, что скажут критик и даже сам Его Величество Зритель, состоялся Отелло — ты оставил свой след на песке времен…Или я не права? Мавр Отелло здесь и африканец, и дитя Европы. Он значительный, сильный, держится с достоинством, никого и ничего не боится.
Этот генерал будто сделан из какой-то вулканической породы, таких уже нет, не осталось. В сцене с дожем он не суетится, не извиняется — труды республики призывают его на бой, и он понимает: никто его не накажет и не помешает его счастью. Они наивен и грозен, как фольклорное божество. Дай ему рать и он ее поведет. А дома, в семье он беспомощен. Тылы не защищены. Отелло полагается на советник, а и личного шпиона Яго — и проигрывает битву. Теряет, убивает свою любовь.
Мики Леон в этой роли искренен и воинствен. Безоглядно темпераментен. Его голос рвет души и сотрясает небеса. Его ревность не полусмешной и трогательной породы, это не та ревность, которой мучается герой "Свадьбы Фигаро". Здесь крупицы недоверия порождают ярость, испепеляют, крушат мир вокруг. Финал известен. И Яго, сбросив маску, на пустой сцене вполне разумно и убедительно побеспокоится о друге, которого жаль оставлять одного в обители бед. Кто знает, может, таких, как он, тоже надо понимать…
Дездемона -юная, чистая, милая. Хрупкая, как фарфоровая пастушка- но с явной волей и характером, вот как она горячо и убежденно защищает Кассио, того, кто помогал им с Отелло встречаться, носил письма и был истинным другом. Она даже не земная женщина, не жена, она — символ, луч светила, которое делает мир лучше и уютнее. Такое погубить — страшный мужской грех…
Бар Саде мелькает белым облачным силуэтом, прелестно оттеняет мрачного и рычащего Мавра. Зонтик в тонкой руке — вот ее неверная защита от слепящего солнца Африки…
Как всегда, органична и трепетна Рут Расюк- Бьянка. Поющая, музыкальная, она всегда примадонна. Рут Расюк несется в галопе своих смятенных страстей, ищет то ли наживы, то ли истинного чувства — и проигрывает. Нажива и чувство вместе как-то не монтируются…
Величав и демократичен Борис Аханов — дож Венеции. Ему не по чину разбирать личные дрязги сенаторов с их детьми, подумаешь, сбежала дочка, бывает, тут война, событие поважнее… Он весь — порыв к победе. Весь — истинный политик, такие повсюду у нас резвятся.
Родриго — Ори Янив. Это типичный себялюбец, его в последнюю очередь волнуют чувства Дездемоны. Деньги, на его взгляд, могут решить любую задачу. И он путается, бьется в паутине, в ловушке, расставленной Яго. И гибнет, бесславно, бессмысленно. Актер запоминается, умеет сделать персонажа реальным, убедительным.
Брабанцио, отец Дездемоны, как его играет Гилад Клеттер, в меру чадолюбив, в меру циничен. И легко переходит от гнева и тревоги к сарказму и насмешкам. Это умный и практичный человек. И Гилад Клеттер, кажется, знает и передает весь его путь, эгоизм и деловитость, желание сделать и на дочке капитал….
Так мы увидели "Отелло". Точнее. Я увидела снова — и открыла новые смысловые точки и новую красоту. Завидую тем, кто пойдет на этот спектакль в первый раз. Лена Крейндлина поставила великую притчу ярко, страстно, эротично (вопросы либидо — они в искусстве так же важны, как многие все другие), молодо. Увлекательно и с подтекстом. Без тени мраморно- бронзового занудства. Без излишнего трепета перед Эверестом классики.
Отелло и его окружение оказались понятными. Живыми. Снова наши мысли понеслись к загадке страстного сердечного чувства — и страстного коварства. Возможно, именно прочтение этой пьесы женщиной, женский взгляд на земные союзы и взлеты-ужасы совместного бытия, понимание того, что мужчина всегда занят своей ротой, работой, карьерой — и немного семьей, романами, любовью, а женщина почти всегда живет, в основном, любовью -и немного, слегка всем прочим, делает спектакль таким острым и оригинальным.
Венеция. Город-сон на сверкающей глади легендарных каналов. В спектакле "Гешера" этой всеобщей Венеции нет. Сценограф Михаил Краменко ее такой не видит. Он показывает задний двор, закоулки. Здесь одни безрадостные лестницы — как строительные леса. Или потом, на Кипре, только палатки, брезент.
Полотно, облаком скрывающее наготу влюбленных. Взбухающее пенным морем. Опадающее облаком снега на горькие следы человеческих проступков. Художник по костюмам Стефания Граурогкайте одела героев в военное и мирное. Во френчи -и халаты, изящные брючки, юбочки, африканский прикид Отелло — как из концерта мастеров африканских искусств. Но все красиво и стильно.
Актер и хореограф Йехезкель Лазаров сделал все разговоры длящейся пластической темой, придал зрелищу дыхание танца. Насмешкой, поучительной иронией звучит со сцены вокализированное, на фоне знакомой мелодии пропетое имя: Отелло, Отелло… Эхом понеслось куда-то имя. Да убоится муж демонов своих — и своих сослуживцев.