Дарья Асламова о Дагестане после июньских терактов: отчёт о командировке

Спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова побывала в Дагестане после июньских терактов. Впечатления от поездки...

 

"Нет большего счастья для матери, чем сын, ставший шахидом", — цитирует дагестанские соцсети мой друг в Махачкале. В полном потрясении я восклицаю: "Этого не может быть! Какая мать может желать смерти своему ребёнку, даже во имя Аллаха?!" "Ещё как может", — вздыхают мои друзья в маленьком кабинете ресторана. И тут же рассказывают мне о теракте, произошедшем несколько лет назад, когда мать в телефонной переписке ободряла своего сына-террориста, который вёл бой, руководила им и призывала: "Держись, сынок! Ещё чуть-чуть, и ты будешь в раю".

Ресторанные кабинеты в Махачкале — это места, где можно уединиться и услышать самые разные, даже опасные секреты, выпить травяного чая или местного коньяку и рассчитывать на полную конфиденциальность. Их предпочитают люди моего поколения, благоразумные и умеренные. Оба моих собеседника — последние из могикан, советские люди, атеисты.

— Вот о чём ты говорила в молодости со своими друзьями? — спрашивают они меня.

— О музыке, о сексе, о дискотеках. О чём же ещё?

— А в Дагестане молодёжь говорит в основном о религии, обсуждает разные течения. Даже в спортклубах парни "качаются" и слушают проповеди.

— Чем вы это объясняете? — удивленно спрашиваю я. — Может быть, так влияют ранние браки? Здесь и парни, и девушки в 20 лет уже женаты. К 30 годам в семьях уже по несколько детей. Если реализован инстинкт продолжения рода, появляются другие интересы.

— В СССР тоже были ранние браки, но религиозных фанатиков не было, — возражают мне.

Мои собеседники явно обеспокоены средневековым мракобесием, в которое стремительно погружается Дагестан. Мне рассказывают историю о дагестанце, переехавшем в Москву, который не разрешает своей жене выходить из дома. Все продукты ей доставляет курьер, который оставляет их перед дверью. Но однажды у их маленького ребёнка случились судороги, и жена вызвала "скорую помощь". Мужа не было дома, и он по телефону запретил жене открывать дверь доктору-мужчине, пока он сам не приедет домой. В панике жена приоткрыла дверь и разговаривала с доктором, который оказался тоже дагестанцем (!), через щелочку. Врач, сознавая всю опасность для жизни ребёнка, ворвался в дом. Подъехавший вскоре муж набросился на него с кулаками и избил его.

— Невероятно! — восклицаю я. — Но объясните мне другое. Если дагестанцы — столь богобоязненный народ, почему каждый встречный здесь жалуется на коррупцию?

— А-а, тут есть тонкость. Человек может взять что-то по нужде. Мол, Аллах, разрешает.

— По нужде можно взять кусок хлеба или горсть фиников, — замечаю я. — Но не украсть миллион рублей.

Мои собеседники смеются:

— Здесь понятие "нужда" трактуется очень широко. "Нужно" было поставить забор, построить дом или устроить свадьбу сыну. А уж украсть у государства "кяфиров", неверных, некоторые вообще не считают за грех. И у нас другая концепция греха. Это в христианстве человек грешен до своего смертного часа. А тут чиновник может быть нечист на руку, брать взятки, молиться пять раз в день, щедро жертвовать на благотворительность и считать, что он чист перед Аллахом.

— Можно понять преступления, совершённые из корысти, поскольку человек слаб по природе, — замечаю я. — Но как объяснить тот факт, что дети разбогатевших чиновников, благополучные, образованные, у которых есть в жизни всё, становятся террористами и даже идут на смерть?!

— Чтобы сделать из нормального человека ваххабита-террориста, профессиональному вербовщику нужно не более двух месяцев, — жёстко отвечают мне. — Это примитивный, якобы "чистый ислам", когда всё сложное в Коране лжепроповедники объясняют простыми словами, агрессивно и очень доходчиво. На эту удочку ловятся и бедные люди, которым нечего терять, и богатые, которые ищут новых ощущений и смысла жизни. Их целенаправленно ведут к убийству "неверных". Поэтому ваххабизм нужно выжигать калёным железом.

"Мы учим детей, что нет плохих наций"

Матушка Валентина в чёрном платочке, вдова убитого в Дербенте священника Николая Котельникова, и её дочь Ольга сидят на скамеечке в парке. Рассказ о трагедии 23 июня даётся им нелегко, но они обе держатся с необычным достоинством.

— Это был большой праздник, святая Троица, — говорит матушка Валентина. — Мы вышли из нашей церкви Покрова Пресвятой Богородицы после вечерней службы и пошли в нашу келью. И тут я услышала стрельбу на улице и решила выйти во двор. Убийца уже стоял в проёме двери. Он молча подошёл к отцу Николаю, выстрелил в него, потом повернулся ко мне с автоматом. Я закричала и бросилась в маленькую комнату, где заперлась на задвижку. Потом почувствовала запах дыма. Горело всё. Келья пылала. Я выскочила из комнатки и подбежала к отцу Николаю. Он вздохнул последний раз и ушёл. Убийца перерезал ему сонную артерию. Была огромная лужа крови. И она всё текла и не сворачивалась до самых похорон. Я выбежала во двор и увидела двух убитых полицейских.

Сгоревшая келья убитого отца Николая

— Отцу Николаю когда-нибудь угрожали? — спрашиваю я.

— Что вы! Никогда. Он был немощным, больным стариком, передвигался на ходунках, почти не разговаривал и только улыбался всем. Но сотрудники ФСБ сказали нам, что фотография батюшки была на закрытом чате террористов. Террористы шли убивать не просто отца Николая, они шли убивать Русскую православную церковь.

Большая семья священника Николая Котельникова

У матушки Валентины — удивительно набожная семья. Все три дочери вышли замуж за священников. Двенадцать внуков. Одному зятю, отцу Сергию, настоятелю православного храма Архангела Михаила в Грозном, в 2018 году тоже довелось пережить теракт. Тогда погибли двое полицейских и прихожанин. Сам отец Сергий вместе с прихожанами и семьей заперлись в храме и сумели спастись.

Ольга, дочь убитого отца Николая, дрожащим от сдержанных слёз голосом рассказывает мне, что во время теракта в Дербенте вышла в магазин и услышала стрельбу. Двое её детей спрятались под кроватью.

— Как вы всё это объясняете детям? — спрашиваю я Ольгу.

— Мы говорим им, что плохих наций нет и нет плохих вероисповеданий. Есть плохие люди, зомбированные страшными идеями. Несмотря ни на что, мы приучаем детей жить в мире и любить всех. Бог есть любовь.

— Мой внук-второклассник теперь спит с детским игрушечным пистолетом, — говорит матушка Валентина со вздохом. — Он кладёт его рядом с собой, и это не игра. Он понимает, что мы должны защищаться.

"Дом Бога будет стоять"

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Дербенте уцелела от пожара благодаря мужеству отца Михаила, зятя убитого Николая Котельникова. Он с двумя детьми спрятался от террористов в своей келье. Когда стихли выстрелы, отец Михаил бросился в церковь и с помощью святой воды и огнетушителя потушил пожар. На полу он нашёл брошенную террористами сумку с гранатой и ножом-финкой.

Синагоге, находящейся по соседству, повезло гораздо меньше. Она в буквальном смысле сгорела дотла вместе с бесценными древними книгами. Погибли полицейский и охранник. В здании до сих пор обваливаются остатки сгоревшей крыши.

Сгоревшая дотла синагога в Дербенте

Перепуганные местные горские евреи (таты) хранят молчание и отказываются от комментариев. На разговор решился только Виктор Михайлов, главный редактор местной газеты "Ватан".

— Жертв могло быть гораздо больше, — говорит он — Здесь был детский сад для детей еврейской общины. По счастью, в синагоге в этот вечер никого не было. Буквально за десять минут до атаки все верующие покинули здание после молитвы. Я благодарен моим друзьям-мусульманам в Махачкале, которые звонят мне в эти трудные дни и говорят: "Виктор, не бросай всё, если нужно — приезжай. Что будет с нами, то будет и с тобой. Мы вместе".

В Дербенте у горских евреев самая насыщенная и большая община. Основу этому городу дали горские евреи, и все до единого предприятия были построены и запущены в работу представителями моей национальности. Наша община — самодостаточная и дружная, и мы обязательно восстановим синагогу. Дом Бога будет стоять здесь, как и стоял.

Село Сергокала. Битва добра и зла

Памятник Сталину в селе Сергокала

Дядя убитых террористов Ибрагим Омаров говорит со мной тихим заученным голосом. Как на допросе у прокурора. А ему и в самом деле скоро пора на допрос. Фразы осторожные и выверенные: "Мы вообще ничего не подозревали. Мой племянник Осман Омаров (его считают лидером террористической группировки. — Д. А.) всегда был положительным и уважительным человеком. С его двоюродным братом Али Закаригаевым я был в дружественных отношениях. Он с медалью закончил школу, с отличием — университет. У него недавно родился четвёртый ребёнок. Я даже и представить себе не мог, что он возьмёт в руки оружие! Как он мог оставить свою семью и четверых детей и пойти убивать?! Может, они употребляли таблетки? Да, я знаю, что они оба ездили в Турцию, у них там был бизнес. Чем они там на самом деле занимались, я понятию не имею. Все пятеро убитых террористов родом из нашего села, все они выходцы из хороших, благовоспитанных семей".

Село Сергокала последние два десятилетия прямо-таки гремело в милицейских сводках. Село, между прочим, "красное" в Гражданскую войну, коммунистическое, революционное, образованное, светское, не религиозное. Там до сих пор стоит памятник Сталину. А вот после перестройки в ваххабиты строем пошли "хорошие дети", из образованных семей, дети врачей и учителей, внезапно ставшие "верующими". Ездили учиться в Пакистан и Египет, а вернувшись, свысока поучали родителей и односельчан: "не так молитесь", "неправильно живёте". Идти им в "ваххабиты", кстати, было недалеко, осели они прямо в местных лесах. Село стало для них отличной возможностью добывать информацию, кормиться, вербовать новых боевиков.

Вот что мне рассказали за чашкой чая хорошие люди из Сергокалы:

— Наш лесной массив тянется от Азербайджана до Чечни, густой, удобный для переброски раненых боевиков, для схронов и укрытий. Так и появились "лесные" бандиты. Начиная с 2005-го и аж по 2012 год здесь шли постоянные боестолкновения и вендетты. Погибли свыше 30 сотрудников полиции. Убивали таксистов, лесников, егерей, охотников, сотрудников почты, имамов, закладывали фугасы на дорогах. Убили начальника райотдела полиции и районного прокурора. Гибли омоновцы. Взрывали машины. В пять вечера здесь уже закрывались магазины, наступала темнота, и люди разбегались по домам и укрытиям. Даже окна, выходящие на улицу, закрывали ставнями. По улицам тогда не люди ходили ночью, а боевики.

Памятник Герою России Магомеду Нурбагандову в селе Сергокала

А в 2012 году было принято решение ликвидировать банду силами сводной оперативной группы. Через год лес очистили. А в 2016 году в лесу расстреляли Героя России Магомеда Нурбагандова, автора знаменитой фразы "Работайте, братья!", и его двоюродного брата. Они поехали в лес отдохнуть. Нурбагандов — наш, местный, тоже сергокалинец, школу закончил с золотой медалью. Убила их пришлая банда.

— Ну, и село у вас, — замечаю я. — С богатой историей.

— Да мы вот только последние годы стали жить спокойно. Радовались.

— А теперь ваша Сергокала — родина пятерых террористов, родственников главы района Магомеда Омарова. Активирована спящая ячейка, и один Аллах ведает, сколько таких спящих ячеек в Дагестане.

"Власть заигралась с религией"

Ваххабитов, или салафитов (как они себя называют), местные легко вычисляют по пышным бородам, отсутствием усов и подвёрнутым штанам. Хотя в последнее время штаны уже не в моде. В обыденной жизни отличаются любезностью и готовностью прийти на помощь. "А что ты думала? — говорят мне. — Они все милые до поры и до времени. Пока из них чеку, как из гранаты, не выдернут".

Учёный и писатель Саид Ниналалов столкнулся с ваххабитами, когда сел в тюрьму. Типичная история из 90-х годов. Когда он был директором знаменитого Кубачинского художественного комбината (там делают золотые и серебряные украшения), у него похитили родного брата. Требовали миллион долларов выкупа, и торг шёл два года. Брата он выкупил за полмиллиона долларов, но влез в долги и сел в тюрьму на два года. Тогда у заключённых был выбор: сидеть с блатными или в религиозной общине, в джамаате. Он выбрал джамаат, где шла тотальная промывка мозгов. Люди попадали в тюрьму за банальное воровство, а выходили уже готовыми боевиками.

— Идеологи псевдоислама работают с людьми адресно и очень убедительно, — объясняет он. — Берут самые основы, столпы религии и, начиная с них, аккуратно выводят людей на то, что должен быть джихад, война с неверными. Что Аллах, Всевышний, якобы хочет, чтобы везде был халифат, что здесь вокруг неверные, которых надо уничтожать и добиваться довольства Аллаха через создание халифата. Что эта жизнь ничего не стоит, что дорого стоит будущая жизнь в раю, если, конечно, ты станешь шахидом. Есть такой хадис. К пророку подошёл молодой человек и говорит: "Мухаммад, пророк, научи, я хочу идти в джихад. Что мне делать?" Он ответил: "У тебя родители живы?" — "Да". — "Иди занимайся ими, вот твой джихад". А проповедники ваххабизма настолько методично извращают, истолковывают аяты и суры Корана, что человек действительно начинает думать, что джихад — это война с неверными, а не джихад твоей души или создание рая на земле для своих родителей.

— Вас пытались обработать?

— Конечно. Но я атеист, я устоял.

— Сколько сейчас ваххабитов в Дагестане?

— Не такой большой процент, но есть большое количество спящих ячеек, которые только ждут команды. Теракты 23 июня совершила такая спящая ячейка из Сергокалы, которую в определённый момент подняли на ноги и сказали: "Идите стрелять, идите убивать, вы станете шахидами и попадёте в рай". Они стреляли совершенно спокойно, уверенно, они были обучены, закалены, заточены на убийства.

Очень тревожно за наших детей. В Дагестане огромное количество мусульманских школ, постоянная реклама детских лагерей: будем учить детей Корану, исламу и т. д. А кто эти учителя? Чему они будут учить? Есть ли у них документы от муфтията? Есть ли у них вообще право учить? Мы не знаем.

— Меня ещё десять лет назад поразило, что в школах Дагестана я увидела маленьких девочек в хиджабах, а у нас светское образование. Не пора ли нам вводить школьную форму?

— Это должно решать государство, которое отстранилось от важнейших вопросов воспитания. Теперь всё решают родительские комитеты, что в корне неверно. Школьный воспитательный процесс должен иметь единые стандарты. Множество людей, которые даже не являются ваххабитами, не пускают своих дочерей в школу, оформляют липовые документы на обучение дома и не хотят женского образования. Мол, дочка вырастет, я её выдам замуж, и её дело — рожать детей. Власть всё запустила, заигралась с религией. Мы в Дагестане боимся всех этих псевдорелигиозных людей.

"Дагестан — это не Арабстан"

Когда-то мне нравилась Махачкала, уродливый, но покоряющий жизнелюбием и энергией город, ещё относительно светский лет пятнадцать назад. Но религиозный фундаментализм неотвратимо наступает. Теперь без хиджаба и замуж не выйдешь. По вечерам местные модницы в хиджабах или в чёрных абайях прогуливаются по центральным улицам, хихикают в кафе, пьют лимонады и поедают сладости. Махачкала утратила свою самобытность и превратилась в какой-то дурной вариант арабского города. Я с ностальгией смотрю на пожилых женщин в их традиционных платочках и просторных удобных платьях.

— Дагестан превращается в какой-то Арабстан, — негодует Саида Газиева, начальник отдела национальных культур местного "Дома Дружбы". — Мы видим на улицах чуждые нам чёрные одежды, неприятные на вид, хотя у нас в Дагестане своя богатая национальная культура и потрясающе красивые национальные костюмы. В каждом селе — свой уникальный костюм и свои украшения. Мы прежде всего горцы со своей лезгинкой и красивой музыкой. А сейчас пошли разговоры, что нельзя танцевать и слушать музыку. Но ведь культура народа — это именно язык, музыка, танцы.

Я застала трёх своих прабабушек, они были горянки, и они носили костюмы горянок. Я, извините, не арабка и не хочу арабам подражать. И давно надо было поднять вопрос никаба — одежды, закрывающей лицо. Хотя бы из соображений безопасности. Я должна понимать, кто передо мной, и я не хочу садиться в маршрутку и бояться. Чьё лицо скрыто под чёрной тканью? Это мужчина или женщина? И не будем забывать, что это одежда запрещённой в России террористической организации ИГИЛ*. И те, кто прячет свои лица, прямо или косвенно поддерживают террористов.

— Лет двадцать назад у нас ещё был выбор между турецкой, более светской, мягкой и толерантной моделью ислама и арабской, имеющей фундаменталистский оттенок, — говорит политолог Эдуард Уразаев. — Сейчас, к сожалению, выбор сделан. Идёт арабизация. Даже умеренные ваххабиты твердят о том, что мы должны жить по шариату. Ваххабизм (салафизм) пришёл к нам из Саудовской Аравии и вступил в неизбежное противостояние с нашим традиционным исламом — суфийским.

Ежегодно наши люди ездят в хадж (10-15 тысяч паломников из Дагестана). Казалось бы, эти поездки должны способствовать более глубокому проникновению в веру, а в результате паломники привозят из Саудовской Аравии идеи ваххабизма (салафизма). Вспомните, как Рамзан Кадыров и духовенство Чечни пытались настоять на том, что все эти салафитские и другие учения (кроме суфийского, которое есть в Чечне и Дагестане) являются ересью, но столкнулись с неприятием и противодействием международного духовенства. Мол, у ислама нет границ.

— Но это внутреннее дело нашей страны, — возражаю я. — Наша задача — та же, с которой когда-то столкнулась Российская империя: создание и поддержка национального суверенного ислама.

— А вот это будет непросто. Учитывая незакрытые информационные границы России (Telegram-каналы иноземных проповедников и VPN), мы столкнёмся с активной частью нашей молодёжи, которая выбрала политический ваххабитский ислам. Многие настаивают на том, что с ваххабитами нельзя вести диалог. Это как чума. Человек уже заражён и подлежит физическому уничтожению. С другой стороны, человек — это Божье создание, и право на жизнь даровано Богом. Как быть?

"Мы просто расслабились"

Дагестан вёл войну с радикальным исламизмом почти два десятилетия и только в последние годы вздохнул спокойно. На рост количества мечетей (молельных комнат и мечетей в Дагестане только официально 2700 (!) и проповедников в Telegram-каналах, на вдруг ставшие модными хиджабы, чёрные абайи и никабы, на внезапную строгость нравов и нетерпимость к слабостям ближних власти старались не обращать внимания. Не стреляют, не взрывают — и хвала Аллаху!

— Мы рано расслабились, — говорит политолог Руслан Гереев. — В своё время самые одиозные лидеры ваххабитского толка были завербованы в сирийскую кампанию. Радикально настроенная воинствующая молодёжь рванула в Сирию. Мало кто вернулся живым. Выжившие осели в странах Персидского залива и в Турции. И здесь наступило затишье. Но потом началась кампания по возврату семей погибших боевиков. Их близкие захотели вернуть детей в Дагестан. С этих пор и началась своего рода легализация, в том числе и жён боевиков, их детей-подростков, которые, по законодательству, являются детьми, но выросли в той среде и ничего, кроме войны, не видели.

Сейчас над Россией нависла новая угроза. И я абсолютно убеждён, что профессионально осуществить подготовку терактов, с которыми мы столкнулись 23 июня, на территории республики без иностранных кураторов невозможно. И тут есть один тревожный момент. После начала СВО молодые люди массово уезжали из России, при этом они использовали Дагестан и Грузию в качестве перевалочного пункта. Эту нишу также использовали радикалы для своих целей. У нас сейчас очень большая молодёжная диаспора в той же самой Турции. Это современная и воинственно настроенная молодёжь, которая не считает себя обязанной участвовать в патриотической борьбе на стороне государства. Мы должны выяснить конкретно, кто эти люди, чем они занимаются, и внимательно за ними следить.

— Раньше все эксперты твердили, что терроризм — это результат социальной несправедливости. Но все участники теракта 23 июня — обеспеченные люди с высоким социальным статусом. Что происходит?

— В это трудно поверить, но я знал даже кандидатов и докторов наук, которые стали ваххабитами и оказывали сопротивление с оружием в руках. В начале 2000-х годов на фоне социальной несправедливости молодёжи внушалась мысль, что деньги, богатство им не нужны, это всё чуждо, это харам. Ваххабиты призывали к аскетизму, а через аскетизм проводили свои радикальные идеи. Это была умелая пропаганда, основанная на крепкой, хорошо продуманной базе.

— Но как же большевики в своё время смогли сделать из дремучего Дагестана фактически светскую республику, образованную, культурную, вырастить местную интеллигенцию, смогли освободить женщину гор от косных обычаев?

— Большевики — да, смогли. И не только в Дагестане, а по всему СССР. У них была идеология, которой у нас сейчас, согласно Конституции, нет. И вера теперь стала частью государства. У нас здесь рождается человек — идут в мечеть, умирает — тоже идут в мечеть. Вся наша культура, обычаи и традиции пронизаны насквозь религиозными адатами. В таком субъекте, как Республика Дагестан, религия никак не может быть отделена от государства. Муфтият теперь идейно и духовно отвечает за общественные нравы, то есть за устои государства.

*- признан решением Верховного Суда Российской Федерации от 29.12.2014 террористической организацией, его деятельность запрещена на территории РФ.