Трагедия в американском городе Ньютаун породила дискуссию о насилии. Люди обсуждают культ оружия, алчность СМИ, отсутствие адекватной психологической помощи и методы воспитания. Стало известно, что мать Адама Ланца хотела поместить его в клинику, но не успела. Лиза Лонг, растящая сына "с диагнозом", считает: проблема — в системе здравоохранения.
"История развития психического заболевания у всех своя, и мы никогда не узнаем историю Адама Ланца. Но такие истории, как моя, нужно знать, и семьи, в которых они происходят, заслуживают нашей помощи.
За три дня до того, как Ланца убил свою мать, а затем открыл огонь по детям, мой сын Майкл (имя изменено) опоздал на школьный автобус, потому что надел не те брюки. "Я пойду в этих", — заявил он. "Они же темно-синие. А по правилам вашей школы они должны быть черными или цвета хаки", — объяснила я. "Мне сказали, что я могу надеть эти, — настаивал он. — Ты, тупая сука, я могу носить то, что хочу. Это Америка! У меня есть права!".
Читайте также: Кто ответит за оружие не в тех руках
"Ты не можешь носить все, что захочешь, — мягко сказала ему я. — И ты определенно не можешь называть меня тупой сукой. До конца дня ты остаешься без видеоигр. А теперь садись в машину, я отвезу тебя в школу".
Мой сын — психически больной. Я люблю его, но он меня пугает.
Несколько недель назад Майкл с ножом в руках угрожал убить меня после того, как я попросила его вернуть в библиотеку книги, которые он задолжал. Двое моих младших детей уже знали, что делать в таких случаях — они побежали к машине и закрылись в ней еще до того, как я сказала им об этом. Мне удалось отнять у Майкла нож, а потом я прошлась по дому и методично собрала все острые предметы в контейнер, который я теперь всегда вожу с собой. Тем не менее, Майкл продолжал кричать на меня, угрожая убить или покалечить.
Конфликт закончился тем, что трое здоровенных полицейских и врач привязали моего сына к каталке и доставили его в местное отделение скорой помощи. В психиатрической клинике не было свободных коек, а в скорой Майкл быстро успокоился, и в тот же день нас отправили домой, выписав зипрекс и порекомендовав посетить детского психиатра.
Мы до сих пор не знаем, что с Майклом. Сотрудники соцслужб, консультанты, учителя и врачи выдвинули сразу несколько вариантов — аутистическое расстройство, синдром дефицита внимания и гиперактивности, оппозиционно-вызывающее расстройство и интермиттирующее эксплозивное расстройство. Он проходил курсы и медикаментозной, и поведенческой терапии. Ничего не помогло.
В седьмом классе Майкла перевели в класс для одаренных в области математики и естественных наук учеников. Его IQ зашкаливает. Когда он в хорошем настроении, он с радостью расскажет обо всем, чем угодно — от греческой мифологии до различий между эйнштейновской и ньютоновской физикой. В хорошем настроении он пребывает большую. часть времени. Но когда оно у него портится, приходится быть начеку. Невозможно угадать, что он выкинет.
Спустя несколько недель после перехода в новую школу Майкл начал вести себя странно, а то и опасно. Мы решили перевести его в другую школу, с более строгими правилами, где за детьми, которые не могут учиться в обычных классах, присматривает няня — с 7:30 до 13:50 с понедельника по пятницу, пока им не исполнится 18 лет.
Утром после инцидента с брюками Майкл продолжал спорить со мной, пока мы ехали до школы. Однако прямо перед школьной стоянкой он вдруг сказал: "Мам, мне, правда, очень жаль. Можно я сегодня поиграю в видеоигры?". "Ни в коем случае, — ответила я. — Ты не должен вести себя так, как сегодня утром, и не рассчитывай, что получишь свои привилегии обратно так скоро". Его лицо стало холодным, а в глазах появилась ярость. "Тогда я убью себя. Я прямо сейчас выпрыгну из машины и покончу с собой".
После инцидента с ножом я пообещала ему, что если он снова произнесет эти слова, я отправлю его прямиком в психушку. Поэтому сейчас я ничего не ответила, а повернула на следующем перекрестке не налево, как обычно,анаправо.
"Куда ты меня везешь? — забеспокоился Майкл. — Куда мы едем?". "Ты знаешь, куда мы едем", — ответила я. "Нет! Ты не можешь так со мной поступить! Ты отправляешь меня в ад! Ты посылаешь меня прямо в ад!", — закричал он.
Я остановилась перед больницей и помахала врачу, стоявшему на улице: "Позвоните в полицию. Быстрее!". К тому моменту Майкл уже вышел из себя, начал кричать и биться. Я крепко обняла его, чтобы он не смог выскочить из машины. Он несколько раз укусил меня и двинул локтем по ребрам. Я пока еще сильнее его, но так будет не всегда.
Читайте также: Погибшие в Ньютауне: в память живым
Полиция приехала быстро. Они несли моего сына на руках в больницу, а он кричал и пинался. Заполняя документы, я дрожала, а мои глаза наполнились слезами: "Испытывали ли вы трудности… В каком возрасте ваш ребенок… Были ли какие-либо проблемы с… Страдает ли ваш ребенок от…".
По крайней мере, сейчас у нас есть страховка. Недавно я устроилась на работу в местный колледж, отказавшись от фрилансерства — когда у тебя такой ребенок, тебе нужен соцпакет. Ты сделаешь все ради этого, потому что ни один индивидуальный план страхования не покрывает такие случаи.
На протяжении нескольких дней мой сын утверждал, что я все подстроила специально, чтобы избавиться от него. Когда я позвонила ему в первый день, он заявил: "Я ненавижу тебя. И я отомщу, как только выйду отсюда". На третий день он был милым и спокойным мальчиком, извинялся и обещал исправиться. Я слышу эти обещания уже не первый год. Я больше не верю в них.
На форме, которую я заполняла до этого, был вопрос: "Чего вы ожидаете от лечения?". Я написала: "Мне нужна помощь". И это действительно так. Эта проблема слишком большая, чтобы я могла справиться с ней самостоятельно. Иногда хороших вариантов не остается. И все, что я могу сделать — это молиться.
Я делюсь этой историей, потому что я мать Адама Ланца, Дилана Клиболда и Эрика Харриса. Я мать Джеймса Холмса, Джареда Лофнера и Чо Сын Хи. Этим мальчикам и их матерям нужна помощь. После очередной национальной трагедии легко говорить об оружии. Но настало время поговорить о психических заболеваниях.
Начиная с 1982 года и до настоящего времени в США был совершено 61 массовое убийство с применением огнестрельного оружия. 43 убийцы были белыми парнями. Оружие в большинстве случаев они прибрели легально.
Когда я спросила соцработника о том, что можно сделать в моем случае, он ответил, что единственным вариантом будет обвинить Майкла в преступлении: "Никто не обратит на вас внимания, пока у вас не будет обвинений". Я не верю, что мой сын окажется в тюрьме. Хаотическая среда обостряет реакцию Майкла на внешние стимулы, но, похоже, Штаты используют тюрьмы в качестве решения проблем психически больных людей. По данным Human Rights Watch, число таких заключенных с 2000 по 2006 годы выросло вчетверо и продолжает расти. На самом деле, среди заключенных в пять раз больше психически больных, чем среди свободных.
Читайте также: Оружие в США: крепкий привет из 1791 года
Поскольку государственные лечебные центры и больницы закрыты, тюрьма — это последнее средство лечения психически больных. В "Рикерс Айленд", тюрьме округа Лос-Анджелес и округа Кук в 2011 году расположились крупнейшие центры для психобольных. Никто не захочет отправлять своего 13-летнего сына в такое место. Но наше общество с его провальной системой здравоохранения, клеймящее психически больных, не предлагает нам других вариантов. И вот очередная измученная душа разносит заведение фаст-фуда. Торговый центр. Школьный класс. И мы все разводим руками и говорим: "Надо что-то делать".
Я согласна с тем, что надо что-то делать. Сейчас настало время для общенационального разговора о психическом здоровье. Это единственный способ по-настоящему исцелить нацию. Да поможет Бог мне и Майклу. Да поможет нам Бог".
Читайте самое актуальное в рубрике "Происшествия"