Стыдно!

22 февраля был зверски избит председатель профкома "Защита" ОАО "Шахта Воргашорская" Константин Пименов. Это произошло в районе 21.00, когда Пименов возвращался с работы домой. Бандиты использовали железные трубы. В настоящее время жизнь его вне опасности, но весьма долго придется восстанавливаться от травм.
Пять дней спустя, в 21.00 в центре Астрахани было совершено нападение на сопредседателя профсоюза "Защита" депутата Государственной Думы Олега Шеина.
Олег возвращался пешком домой. Нападение было совершено со спины. Шеин был сбит с ног, после чего ему был нанесен ногой удар в висок. Он потерял сознание и один из нападавших продолжал избивать его ногами, называя при этом его фамилию. Нападавшие скрылись, похитив записную книжку, оставив деньги и мобильный телефон. Причем в Астрахани это далеко не первых случай "разбирательства" с рабочими лидерами "охотнорядским" способом.
Естественно, если прецедент с Шеиным как с депутатом Думы еще как-то был освещен СМИ, то остальные случаи для масс-медиа оказались неинтересны.
Почему?
С каких пор борьба простого трудящегося человека за мало-мальски человеческие условия жизни, борьба, которая сопровождается колоссальным напряжением сил, а еще и немалой кровью, стала неинтересной для людей, пишущих и снимающих в России, о России?
Безусловно, романы о борьбе благородного сыщика царской охранки против злодеев-бомбистов, какие предлагает нам г-н Б.Акунин, сто лет назад считались бы чем-то да-алеко за гранью приличия. Но почему сегодня за гранью приличия оказался круг тем, на которых и создавалась великая русская литература?
Странно, но русское общество сто лет назад воспринимало социальную несправедливость куда глубже и острей, хотя сегодняшняя действительность показывает нам примеры угнетения куда более вопиющие. Что такое сто лет для народа и его истории? Не так уж много, чтоб так радикально перемениться.
Тем не менее, столичные театры ставили "На дне", и публика, наблюдавшая историю из ночлежного дома, принадлежала далеко не к низам общества. Общества, в котором существовали и "новые русские" под именем "новых дворян", и олигархи, и чиновники, и депутаты, и все что угодно. Сегодня же мы открываем для себя... великое искусство мюзикла. В старой России печаталась и светская хроника, но образованная публика боготворила почему-то Горького. Сочувствующее отношение думающей и читающей публики к повседневному бедствию своего народа было своего рода правилом хорошего тона. Чехов ехал на Сахалин. Слепцов, переодевшись мастеровым, жил среди самых, что ни на есть простых людей, чтобы написать серию очерков "Владимирка и Клязьма", которые, будь они предъявлены сегодня к публикации в каком-нибудь либеральном журнале, пожалуй, были бы с порога "завернуты" редактором. Не актуально-с.
Пытаясь вспомнить, когда в последний раз я читал очерк или, тем более, рассказ, где действие происходит на заводе или в колхозе, неизбежно сталкиваюсь с глубоко советскими воспоминаниями. Когда роман "Мать" и в самом деле был неактуален.
Кино о борьбе рабочих? Да, было недавно, со Сталлоне. А в новом русском кино — олигархи, бандиты, проститутки, спецназ, менты. Больше никто одну шестую часть суши не населяет.
Листая подшивки современных газет, даже оппозиционных, неизбежно приходишь к мысли, что сегодняшняя жизнь российского общества и в самом деле происходит в Кремле, в банках, в магазинах и офисах, да еще, пожалуй, в автомобиле. Даже если речь заходит о производстве в реальном секторе, то речь идет об аналитике, суммирующей и раскладывающей суммы продаж, объемы затрат и износ основных фондов. Тема жизни внутри заводского цеха или на строительной площадке — непробиваемое табу. Складывается такое впечатление, что все как один усвоили некий гайдаровский подход к производству как к "черному ящику", где есть параметры на входе и цифры на выходе. А что там внутри — абсолютно неважно.
Видимо, в ближайшее время российской публицистике предстоит сделать открытие: внутри "черного ящика" живут маленькие человечки.
Пока же даже оппозиционная и в целом левая литература имеет совсем иной предмет для описания. В самом успешном оппозиционном романе последних лет, "Господине Гексогене" Александра Проханова живут и действуют генералы КГБ, президенты, разные другие значительные люди, а народ, по своему обыкновению, безмолвствует. Самый знаменитый после Солженицына узник отечественных застенков, Эдуард Лимонов, тоже сидит за решеткой отнюдь не за романы о рабочих лидерах с проломленными черепами.
Что уж говорить о либеральной журналистике и публицистике, а надо признать, что в количественном выражении имеет место полная победа либерализма в умах пишущей части русской интеллигенции. Здесь наиболее последовательные творцы давно перестали стесняться таких слов, как "быдло" и "хамы", описывая жизнь и быт представителей своего народа. Так, прижавши нос платочком, конечно, можно получить весьма своеобразную картину отечественной жизни.
Известная же часть либеральных литераторов, в силу присущего им либерализма не решающихся замечать вещей, которых в обществе замечать не принято, но и не настолько бессердечных, чтобы писать, что этих вещей и вообще как бы нет, выработала определенный "отстраненный" стиль. Вроде бы записки о быте неведомого и незнаемого народа, само существование которого открылось им как бы невзначай, и волновать по-настоящему не может, ввиду экзотичности и отдаленности. Примерно так у бесподобно талантливого Сергея Мостовщикова: "...одно время я подозревал, что первыми людьми вполне могли бы быть чуваши — не случайно же почти все они носят фамилию Федоров, а город Чебоксары признан в 2002 году от Рождества Христова лучшим городом Российской Федерации. Однако ж, съездив специально в столицу Чувашии, я был, признаться, несколько разочарован. Выяснилось, например, что пиво чуваши, похоже, делают из глины и озерной воды, что, конечно же, скорее убивает смысл жизни на земле, чем служит его первопричиной. Я был буквально в отчаянии". Замени "чуваши" на "зулусы" - и получится очень даже забавно. Если вам при посещении более-менее приличного ресторана в Москве абсолютно бесплатно выдадут журнал "Большой город", редактируемый как раз талантливым Мостовщиковым, то, убедив себя, что город этот — не Москва, вы найдете его очень даже милым. Разумеется, в Большом Городе Мостовщикова от холода каждую зиму не погибает столько же людей, сколько на Чеченской войне. И в этом Городе нет ни одного завода. Нет нищих. Все очень хорошо или, на худой конец, прикольно.
Может быть, и в самом деле нет повода новому Горькому писать своевременную книгу? Жизнь налаживается. Страна очищается от чего-то, видимо, от себя самой.
Вот только рынок рабов появился. Но это ведь не москвичи, и даже не россияне. Так, бывший советский народ понаехал с голодухи. Приличному русскому писателю сочувствовать тут как-то нехорошо, непатриотично.
Еще есть нищие и бездомные, никто не знает, сколько. Сам факт, что ни одна из специальных служб в Большом Городе даже примерно не может сказать, сколько в столице бомжей, и даже сколько из них несовершеннолетних детей, есть повод для самой что ни на есть социальной публицистики. Абсолютно точно, что 100 лет назад такого количества нищих здесь не было, но В.Г.Короленко был. Помню, еще в школе начала семидесятых прошлого века, маленького меня просто поразили "Дети подземелья", хотя никаких бездомных детей тогда и в помине не было. Теперь дети живут почти в каждой теплотрассе, выползая к ресторанам и трактирам протянуть синюшную лапку за милостыней — где новый Короленко, я спрашиваю?
Правда, есть уполномоченный по правам ребенка с автомашиной "волга" и штатом сотрудников, но это — не одно и то же.
До нынешней эпохи расцвета и процветания рабочий класс Большого Города насчитывал больше 2 миллионов человек. Сколько сейчас? Никто не знает. Может быть, ни одного, может быть сто или тысяча — и у все у них фамилия Федоров. О том, что они есть, можно судить по сообщениям о продажах заводов и фабрик, а также по чудесному наличию отечественных товаров, таких как трамваи и кефир. Но жизнь современного рабочего не отражается ни в одном "зеркале русской революции", он стал совсем как гном в швейцарских Альпах, о наличии которого можно предполагать по грудам золота и драгоценных камней, которые он добывает. А самого не видно. Очень удобно.
Периодически, правда, этот "гном" пытается напомнить о своих правах, и тогда его бьют по голове обрезком железной трубы. А общество деликатно не замечает этого, потому что у гномов есть только одно право — добывать золото. Дело в том, что без малого сто лет назад обрезком железной трубы убили одного ветврача по фамилии Бауман, на что тогдашнее общество откликнулось весьма живо. Собственно, с этого убийства началась в Москве революция 1905 года. Конечный результат не понравился либеральной интеллигенции, и теперь она держит другую сторону. Ту, которая бьет по голове. Которая зачитывается Б.Акуниным. Которая в своем развитии дошла до того умозаключения, что все беды России происходят от "черной энергии" лежащего в Мавзолее В.Ленина, и если его похоронить каким-нибудь способом, то в стране сразу наладится экономическая жизнь и нас примут в Евросоюз. Которая абсолютно уверена, что духовность — это когда строят много церквей.
Мы пришли к удивительному состоянию, когда не то что Горький, Толстой, Достоевский, не то что даже Чернышевский с Герценом, — в этой стране и Пушкин еще не родился.

Анатолий Баранов.