Экскурсия во Владимирский централ

Одна из самых известных тюрем России неохотно раскрывает свои тайны, слишком много мифов и слухов до сих пор витает над ее казематами. Корреспондент "Правды.Ру" побывал в неволе, чтобы понять: что может чувствовать человек, навсегда оставшийся за решеткой, и как здесь тянется время, которое, по большому счету, ни для кого теперь не имеет значения.

Фото:

Начальник Владимирского централа говорит мало, а указания подчиненным, кажется, раздает лишь одним взглядом. Он нам не рад. Но в присутствии руководителя ФСИН по Владимирской области, вроде как, обязан нам содействовать. Глава ведомства Андрей Виноградов — подвижный и улыбчивый человек. Пока мы стояли у входа в, пожалуй, в одну из самых известных тюрем России, Виноградов много шутил и как мог, отбивался от лишних вопросов.

Владимирский централ большинству россиян стал известен после песни Михаила Круга с одноименным названием. Шансонье "обдул" его северным ветром и имя тюрьмы звучало буквально из каждого окна. Централ построили по указу Екатерины II. Сначала в новопостроенный острог сажали за мелкие преступления, чтобы не переполнять каторги. Потом заведение стало расширяться, а в начале XX века за централом закрепился статус тюрьмы политической, где наказание отбывали не столько за деяния, сколько за мысли.

От свободы нас отделяют две двери и три решетки. Мы стоим в узком коридоре и взамен сданному паспорту, в кармане появляется железный жетончик. Телефоны выключены, рядом постоянно находится сотрудник, который к нам приставлен.

"Это для вашей безопасности, ну, и для того, если понадобиться что-то спросить ", — глава владимирского ФСИН Андрей Виноградов отвечает на немой вопрос: а зачем нам конвой?

Читайте также: Владимирский централ, Саша Северный…

"Контингент у нас самый разный, но, в основном, здесь содержаться опасные преступники, приговоренные к пожизненному заключению и те, кто в условиях отбывания наказания на строгом режиме, совершил что-либо".

Централ красного цвета. За забором большие деревья — целый парк. Территория огромная, но настолько пустынная, что создается впечатление: здесь никого нет. По внутренним дворам ходим только мы и сотрудники, которые нас сопровождают. Иногда из-за зарешеченных окон арестанты что-то кричат — не разобрать что именно. Вот тогда становится понятно, что в этой тюрьме хоть кто-то сидит.

"Прогулочные дворики у нас находятся на крыше", — рассказывают нам сотрудники. "Каждый осужденный или подозреваемый имеет право на полуторачасовую прогулку в день. Из корпуса в корпус мы передвигаемся надземными пролетами".

Канализационные люки во Владимирском централе особенные. На каждом стоит специальный флажок с номером смены, которая в данный момент охраняет тюрьму. Сам люк закрыт на железную перекладину и замок.

"А отсюда кто-нибудь убегал?", — мой вопрос, видимо, не первый такого рода. Но, ей богу, находясь внутри Централа, он поначалу кажется самым интересным.

"Пытались. Бесполезно", — сотрудники отвечают явно заученными фразами. Кажется, что сотрудники настолько чувствуют атмосферу и предугадывают вопросы, что не хочется ни о чем спрашивать.

Вообще, состояние человека в условиях тюрьмы — тема отдельная. Причем, те, кто сидит и те, кто охраняет, находятся примерно в одинаковых условиях. И неважно, что первые не пойдут вечером домой, но вторые мыслями всегда остаются там, за решеткой, даже находясь на мягком диване возле оранжевого абажура.

"Да, профессиональная деформация огромная", — один из фсиновцев, который раньше не отличался особой разговорчивостью, начал "раскрываться". "Ну, а что делать? Это наша работа, у многих тут жизнь прошла. Они сидят- и мы сидим. Отвлекаться от этого стараемся. Отпуск с семьей, книги, хобби. Все это помогает сменить обстановку".

Поднимаемся в один из корпусов. Первое, что нам хотят показать — музей.

Музей создавался силами сотрудников и коллекция действительно неплохая. Здесь и стенд с изъятыми вещами заключенных и поделки арестантов.

"Вот видите — обычные тапочки. А в них спрятана зарядка для телефона", — один из сотрудников указкой тычет в стекло. "Дама одна своему любимому пыталась передать, а мы нашли. Вот и вышло, что у нее вместо свидания с любимым было свидание со следователем".

На стенде посвященном знаменитым сидельцам, находятся личные карточки арестантов. Здесь сидел сын вождя народов Василий Сталин, артистка Лидия Русланова, крупные военачальники Третьего рейха и известные советские диссиденты. Наш экскурсовод говорит, что многие сидели со вкусом и комфортом, который только можно себе позволить в условиях тюрьмы.

"Некоторым разрешалось иметь при себе личные деньги, да и много чего еще", — говорит офицер с указкой.

В тюрьме снова было тихо настолько, что опять показалось: тут никого нет. Мы идем по бесконечным коридорам и лестницам. Пол обит железом и выкрашен в "уставной" коричневый цвет.

Те, кто останется в неволе навсегда, заселяют самую отдаленную часть Централа. Камеры стандартные — на двух человек. После приговора на "ПЖ" арестант может пробыть в тюрьме до 15 лет. Потом его отправят на "зону" особого режима. Условия содержания там действительно особенные. Заключенный никогда не покинет камеру без наручников, его одежда будет тщательно обыскана, полость рта проверена. Передвигаться по учреждению сиделец будет нагнувшись и высоко задрав руки за спиной. Глаза будут закрыты — нельзя, чтобы арестант видел помещения учреждения. И так будет всегда. Ну, по крайней мере, первые 25 лет после приговора. Потом можно подать прошение о помиловании. Во Владимирском централе все не так.

"Вот камера, там содержится приговоренный к пожизненному заключению. Что он сделал и при каких обстоятельствах, мы не имеем права говорить", — сотрудники сохраняют невозмутимое выражение лица. Один из них дает команду открыть камеру. Замок щелкает и серая дверь отворяется, показывая противного цвета стены и человека в черной робе. Он стоит молча глядя на нас.

"Здравствуйте, как ваши дела? А за что вы тут сидите?", — бойкая девушка, которая приехала с нами, решает взять экспресс-интервью.

Начальник тюрьмы и глава местного ФСИН, которые стоят рядом, несколько меняются в лице, но сохраняют безмолвие.

Арестант отвечает, что сидит он за убийство и продолжает молчать.

"Она когда спросила, я думал, что он ей наговорит такого, что она сама о себе не знала", — это уже позже объясняет мне руководитель ФСИН по Владимирской области Андрей Виноградов. "Когда все вошли, я думаю, он себя зверем в клетке ощущал".

Пожизненно осужденный — назовем его Сергей — отбывает практически бесконечный срок за убийство трех человек. Его режим действительно особый — содержание в камере, кратковременные прогулки и невозможность свиданий. В его "железной комнате" никогда не погаснет свет, но, кажется, у него еще есть надежда. Где-то внутри. Где-то далеко.

После нескольких часов блужданий по тюремным коридорам, нам показывают новый корпус. "Жильцов" тут пока нет. Зато есть стойкий запах недавнего ремонта и вполне образцово-показательные камеры: умывальник, санузел располагается в отдельной комнате.

"Мы знаем, кто и за что тут сидит, но нельзя относиться к ним с позиции того, что они натворили", — у начальника учреждения Игоря Кулагина, кажется, отлегло от души, когда мы вышли за ворота тюрьмы. "Понимаете, это наша работа и эмоциям, я имею в виду отрицательным, здесь не место".

Действительно, тюрьма — место особенное, и, как говорил Петр I "дело окаянное". Ощущение что ты снова оказался на свободе присутствуют в полной мере, едва выходишь за пределы проходной. И это даже несмотря на то, что за забором мы пробыли несколько часов. Возможно, что тело и душа ощущают эту несвободу, впитывают ее, находясь за колючей проволокой. Когда же периметр тюрьмы оказывается за спиной, мозг словно получает сигнал: "Свободен!".

Над Владимирским централом гремит невероятный гром. Мы садимся в автобус и начинается сильный ливень. Сюда больше не хочется возвращаться.

Читайте самое актуальное в рубрике "Происшествия"