Проблема самоубийств среди детей

Детский суицид: прыгну я – прыгнешь и ты

Броситься под колеса авто, перерезать вены, повеситься или сделать харакири — так выглядит опрос в одной из групп в соцсети. Участники сообщества всерьез обсуждают способы самоубийства. Харакири — самый непопулярный ответ. Корреспондент "Правды.Ру" попытался понять, почему подростки лезут в петлю, шагают с крыши, оставляя записки неровным почерком.

Олегу почти тридцать и он давно уехал из России. Мы сидим на маленькой кухне в спальном районе насквозь промерзшего города, куда Олег приехал, чтобы навестить маму. В руках, одетых в чистую дорогую рубашку с длинным рукавом, мой приятель вертит крышку из-под отечественного пива, которое он не пробовал уже давно. Руки под рубашкой, когда-то порезанные бритвой, в повседневной жизни приходится скрывать — "приметы" неудавшегося самоубийцы никак не вяжутся с образом успешного человека в евпропейском обществе.

— Зачем ты резал себе руки?

— Не знаю. Модно было, что ли… — с лица Олега пропадает улыбка и та умиротворенность, которую, видимо, вызвали знакомые цветастые обои маминой кухни. — Знаешь, никто из нас не хотел покончить с собой. Это был такой эпатаж, всегда по пьяни. Помнишь, "Крематорий" пел "молча лежа в окровавленной ванне"? Романтика, может быть, была такая, рок-н-ролльная… Но мы и не думали довести дело до конца.

Некоторые из тех, с кем Олег, полосуя руки бутылочным стеклом, "не думал доводить дело до конца", до него себя все же довели, правда, уже намного позже подросткового возраста — кто спился, кто сидит, а кого-то, по совокупности первых двух причин, уже нет в живых. В отличие от подростков 90-х, у которых самоубийство не было модным трендом, сегодняшние девчонки и мальчишки прыгают с крыши и лезут в петлю с такой частотой, что многие говорят о "моде на смерть", а благополучные родители десятки раз перечитывают последние записки, но так и не могут понять причин детского решения.

"Мне всегда было интересно, что там после жизни. Если я такой плохой — живите с Русланом. Бабушка, мама, папа, тетя Ира, простите. На этот раз ваши запреты не подействуют".

Это записка 14-летнего Саши Филипьева, который выбросился из она многоэтажки в Москве. Слова написаны неровным почерком на желтых бумажках-стикерах.

У тела, накрытого черной целлофановой пленкой, стоят два полицейских. Место у дома, куда упал подросток, огорожено пестрыми ленточками. Фонари телевизионных камер выхватывают из темноты перепуганную женщину — классную руководительницу Саши. Педагог, едва не рыдая, раздает комментарии журналистам: "Школа здесь не причем, тут был конфликт в семье. Учителя не виноваты — лезть в семью мы не вправе".

Саша покончил с собой спустя несколько дней после того, как две школьницы из подмосковной Лобни, держась за руки, шагнули с крыши.

Россия занимает первое место среди европейских стран по количеству детских самоубийств. С 1990 по 2010 год зафиксировано более 800 тысяч подростковых суицидов — цифра, сопоставимая с населением крупного областного центра. Причины уйти из жизни, судя по предсмертным запискам или словам друзей, самые разные — от заваленного ЕГЭ до конфликта в семье и несчастной любви.

Мысли о самоубийстве посещают детей и младше 11 лет, но в этом возрасте, по мнению психологов, мысли так и останутся мыслями, а слова в большинстве случаев — лишь попыткой обратить на себя внимание. Критический возраст, когда мысли воплощаются в конкретные действия, наступает с 14 лет и длится вплоть до совершеннолетия, но желание умереть по-настоящему все же редко у кого возникает.

 

"Дети-самоубийцы зачастую и не собираются умирать, — говорит психологСергей Ениколопов.—Они не могут поверить, что смерть — это конец всему. В детском восприятии самоубийство должно происходить следующим образом: "Я глотаю таблетки, меня начинают хоронить, все плачут, осознают, как были несправедливы и какое сокровище они потеряли. И в этот момент из гроба встаю я — живой и красивый. И жизнь продолжается".

"Клуб самоубийц" в социальных сетях находится мгновенно. Тематических сообществ десятки, у некоторых более тысячи подписчиков. "Я понимаю, что жизнь прекрасна, но я так больше не могу", "Все хотят, чтобы я умерла", "Хочу сдохнуть" — такие сообщения появляются на стене группы ежедневно. На аватарках симпатичные мальчики и девочки — обыкновенные дети. Читая переписку, начинаешь понимать, что почти во всех интернет-сообществах в качестве психологов, дающих советы о том, как справиться с тяжелой жизненной ситуацией, и говорящих о бессмысленности суицида (иногда наоборот), выступают сами же дети.

Но обсуждая такие совсем не детские темы, подростки (даже самые печальные и активные в словах "хочу умереть") все же остаются детьми — на личных страничках в соцсети выложены фото котят, наивные приколы и музыка любимых групп. Наверное, и для современных подростков мнение человека, орущего в микрофон под тяжелые (или не очень) гитарные рифы, все также значит намного больше, чем позиция родителей или окружающих. Правда, во всем разнообразии музыкальных течений есть и те направления, для которых тема смерти — романтика, а жизнь с мыслью о красивом суициде — в порядке вещей. Только среди покончивших с собой подростков, в большинстве случаев, не попадаются ни ярые эмо, ни готы.

Илья Кнабенгофф — питерский музыкант. Огромной аудитории он больше известен не по фамилии, а по прозвищу Черт. Группа "Пилот", которую Илья сделал еще в конце девяностых, каждый год бьет рекорды рок-чартов, а песни Черта потихоньку становятся классикой русского рока, хоть сам он так и не считает.

— Ты согласен, что человек должен нести ответственность за то, что говорит со сцены, и если эти слова привели к желанию ребенка покончить с собой, то отвественность ложится именно на музыканта?

— Если у человека проснулась совесть, он должен отвечать за все, но прежде всего перед Богом. — Черт говорит добрым, мягким тоном, но от темы голос посерьезнел. — Но с другой стороны, Иисус должен понести ответственность за миллионы и миллионы уничтоженных ни в чем не повинных людей, в том числе стариков, женщин и детей, которых жгли на кострах и рвали заживо на куски? Ведь люди веками убивали себе подобных.

— Так получается, что если ребенок хочет покончить с собой, то это его решение, он принял его сам? Взрослые не в ответе?

— Взрослые давно перевернули всё с ног на голову в плане истинности понимания мира и жизни, сосредоточившись на бытовой её части, на материальности, совершенно упустив сакральное значение бытия человека. А у детей сейчас отсутствует понимание истинной цели и знание о своей собственной природе. Они не знают, зачем они здесь, откуда пришли, куда уйдут, где находятся, что на самом деле тут происходит. Отсюда рождается устойчивый страх перед жизнью. А первый сын Страха — это Гнев, который отнимает разум. Дети смотрят на взрослых с надеждой на помощь, но видят их полную некомпетентность в этих вопросах. Потому умирает даже надежда на какое-то понимание и начинается тупая борьба за выживание или апатия с суицидальной тенденцией.

 

Действительно, некомпетентные взрослые, о которых говорит Черт, ходят на работу, готовят ужин, ездят отдыхать, но вся эта "компетентность" порой не включает в себя самого ребенка. Да, он рядом, одет и накормлен, но попытки подростка что-то рассказать или обратить на себя внимание пресекаются занятостью, усталостью или раздражительностью. При попытке ребенка попросить помощи у взрослых в открытую его, порой, передают с рук на руки — взрослые взрослым.

Центров психологической поддержки, куда подростки могут позвонить и поделиться своими страхами или рассказать о желании суицида, в России множество. Набрав телефонный номер, можно услышать приятный женский голос, который ласково попросит: "расскажи".

— Меня зовут Кристина. Мне 14 лет. Я живу с папой вдвоем, — голос у нашей сотрудницы, которая набрала номер службы психологической поддержки для подростков, действительно детский. — Он меня не понимает, орет на меня. А у меня с мальчиком проблемы, в школе все надо мной смеются. Я не хочу жить, действительно не хочу. Далее следует получасовой диалог. Сотрудница Центра выясняет, что происходит в семье девочки и ненавязчиво пытается узнать адрес.

— Почему сотрудники Центра не стали разбираться в проблеме, а начали узнавать адрес? Куда его предполагалось перенаправить?, — спрашиваем мы, когда звоним уже во второй раз, представляясь журналистами.

— Адрес мы могли бы передать в социальные службы, — сотрудники Центра несколько раздражены тем, что их оторвали от работы. — Понимаете, это очень серьезная проблема. Если у ребенка непорядок в семье и он говорит, что не хочет жить — нужно действовать, ведь свой "приговор" он может привести в исполнение. Ну, а как действовать по телефону? Мы можем давать советы, но проблемой заниматься надо глубже — искать ее источник в семье. Вот мы и попросили адрес. Мало ли.

Получается, что ребенка опять передали с рук на руки. Голос из трубки отдал адрес социальным службам; строгие тетечки, которые придут по этому адресу, залезут в холодильник и проверят наличие еды, посмотрят на обустройство квартиры и поинтересуются: не пьют ли родители и ходит ли ребенок в школу. Дальше — по ситуации. Может быть, будет суд и лишение родительских прав, может быть, все оставят как есть. Замкнутый круг.

Выходит, что главный "барьер между крышей и землей" у подростка — его семья. Музыкантов, психологов, да и что уж тут, педагогов обвинять в самоубийстве ребенка, действительно, как-то некомпетентно. Детское решение уйти из жизни может исчезнуть со временем, а может и не исчезнуть. Порой небольшой разговор родителей и ребенка может изменить все и насовсем. А может не изменить ничего. Наверное тогда, стоя у полосатых ленточек места происшествия, родители как раз начинают обвинять в произошедшем музыкантов, психологов, учитилей — они не попытались, не сказали, не уберегли…

— Я тогда домой пришел. Мама мне руки бинтовала и плакала, — мой товарищ грустнеет, когда вспоминает о своих "играх в суицид". — Как-то на всю жизнь запомнилось. Ей было не все равно. Ей даже не больно было, а обидно: за что я так с ней? Никогда не пытался убить себя всерьез, просто знал, что кому-то всегда буду нужен. Столько лет прошло, но это чувство не изменилось.

Мы сидим на маленькой кухне в спальном районе насквозь промерзшего города. Олег, одетый в рубашку с длинными рукавами, которые скрывают порезанные руки, смотрит на знакомые цветастые обои маминой кухни. Здесь ничего не изменилось.

Читайте также:

ФСИН: суицид "ангарского маньяка" — вымысел

Тульский изувер отрицает свою вину

Влюбленный ветеран оказался убийцей

Читайте самое интересное в рубрике "Происшествия"

 

Надо наслаждаться жизнью — сделай это, подписавшись на одно из представительств Pravda. Ru в Telegram; Одноклассниках; ВКонтакте; News.Google.

Автор Антон Фролов
Антон Фролов— журналист, корреспондент, видеоведущий Правды.Ру
Обсудить