Грохот огромного сердца Сибири. Выдающийся кардиолог рассказывает

"Чаепития в Академии" — постоянная рубрика Pravda. Ru. Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными. Сегодня мы публикуем интервью с Ростиславом Карповым, выдающимся кардиологом, работающим в Томске, удостоенным Демидовской премии 2015 года. Академик рассказывает о своей жизни, учениках, профессии "врач" и своем кардиологическом центре.

Фото: Академик Ростислав Карпов

Чаепития в Академии: Как бьется сердце Сибири

Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!

"Дерево опирается на корень, человек — на сердце". В свои афоризмы китайские мудрецы вкладывали несколько смыслов. В данном случае они имели в виду человеческую доброту, мол, только она способна сделать жизнь лучше, богаче, интересней.

Жаль, что они мало знали о болезнях сердцах, иначе бы их образное выражение заиграло бы еще одной гранью — медицинской…

"Сердце и доброта" именно такой эпиграф я ставлю к рассказу об академике Ростиславе Сергеевиче Карпова, с которым мне довелось познакомиться во время церемоний, связанных с Демидовскими премиями 2015 года. Именно ею был удостоен наш выдающийся кардиолог из Томска.

В институте я расспрашивал сотрудников о главной черте характера лауреата. Отвечали по-разному, но смысл был один — весьма необычный, на мой взгляд. Очень точно его сформулировала главный врач клиники НИИ кардиологии Елена Викторовна Ефимова:

— Как и большинство здесь, я ученица Ростислава Сергеевича. Главный девиз его: "Больное сердце можно лечить только добрым сердцем!" У нас нет механического подхода, мол, провели обследование — и все! Нет, надо понять особенности пациента, найти к нему подход, установить дружеские отношения. Только в этом случае лечение будет по-настоящему эффективным. Можно научить профессии, это сложно, но можно. А вот научить доброте — на это способен только Ростислав Сергеевич! Это фундамент, на котором вырос наш институт…

Как закладывались первые кирпичи в этот фундамент? Как все начиналось?

С этих вопросов и началась наша беседа с академиком Карповым.

— Отец мой Сергей Петрович Карпов был академиком, но гордился тем, что происходит из казачьего сословия. Хотя, честно говоря, это скорее легенда, чем правда, так как никаких доказательств такому происхождению нашей семьи нет. Отец считал, что мы из сибирских казаков. Когда я был в Новочеркасске, там проходил казачий круг, нас с академиком Чазовым и другими известными кардиологами произвели в казаки.

— Так что — правда или нет по происхождению — то теперь вы настоящий казак!

— Да и фамилия к этому располагает, так как на Дону три атамана были "Карповыми"! Кстати, при производстве в казаки положено три удара нагайкой…

— Вас посвятили по традиции?

— Конечно. Грамоту получил, дорожу ею…

— Пожалуй, я впервые слышу, что известных кардиологов нагайками подчевали!

— Мы коренные сибиряки, томичи. Конечно, хорошо бы заняться своим происхождением, полистать церковные книги, документы поднять, но времени постоянно не хватает… Династия врачей Карповых сложилась в Томске. Первый в ней был брат моего деда, у которого воспитывался мой отец. Он сначала работал санитаром в сыпнотифозном госпитале, а потом стал уже врачом. Он перенес сыпной тиф, выжил. Сначала был инфекционистом, потом эпидемиологом, микробиологом, вирусологом. Мама тоже врач Дочь — профессор, заведует кафедрой микробиологией, той самой, которой заведовал ее дедушка. Есть в Томске улица Сергея Петровича Карпова.

— Можно ли сказать, что именно в Томске наиболее благоприятные условия, чтобы складывались такие научные семейные кланы? "Кланы" — я имею в виду в положительном смысле этого слова.

— Да, это семейные традиции, причем не только Карповых, но и Гольдбергов, Серебровых, многих других. Наверное, это связано с тем, что у нас старый университет, основанный в позапрошлом веке.

Мысли вслух: "В 1880 г. Был заложен Томский университет, первое высшее учебное заведение на востоке Российской империи, и вот ровно через 100 лет проложена основа академическому научно-медицинскому центру в Томске. Конечно же, появилось чувство гордости за современников и определенной причастности к этому историческому событию. Вместе с тем мы понимали и всю меру ответственности. Была поставлена задача сохранить и постараться развить замечательные традиции Томской научно — клинической школы М. Г. Курлова, Д. Д. Яблокова, Э. Г. Селищева, А. Г. Савиных и других блестящих представителей сибирской медицины. Это были годы начала высокого технического прогресса в кардиологии".

— Своего первого пациента помните?

— Честно говоря, самого первого — нет. Не помню. Но несколько первых пациентов остались в памяти. Одна из районного центра. Молодая, красивая девушка поступила с острым лейкозом. Тогда не было специализированных отделений. Это был 1960 год. В тот период это была неизлечимая патология. Сейчас многих пациентов спасают, а тогда нет. Та девушка мне запомнилась, так как я лечил ее до конца. Тогда было мало методов лечения, облегчение давало только переливание крови. Процедурная сестра была у нас очень опытная… Мы приходили и в воскресные дни, и в праздничные. Приходил сам профессор — академик Яблоков, мой учитель. Конечно, старались чем-то помочь, спасти эту девушку, но возможностей у нас не было… Ее лицо и сейчас передо мной… А потом была пациентка с более хорошим результатом. Она поступила с очень низким гемоглобином, с неясной причиной анемии. Эту пациентку из очень тяжелого состояния удалось вывести, и с той же процедурной сестрой Зинаидой Алексеевной Гавриловой ее мы спасли… Многие годы она поздравляла меня со всеми праздниками, фотографии свои присылала. Жизнь у нее потом сложилась хорошо. Это из самых первых пациентов, которые запомнились. Запомнилось и первое дежурство по "скорой помощи".

— И там пришлось поработать?

— Конечно. Врачу это необходимо… В то время почему-то было много отравлений. Из-за уксусной эссенции. Девушек было много. В одно из моих дежурств поступило две девушки. Одна провалила экзамен в институт, у второй — несчастная любовь… Это тяжелейшие больные, сожжен пищевод… Красивые, молодые девушки… Мы их спасли. И они запомнились на всю жизнь… Столько лет прошло, а я их лица помню до нынешнего дня… Ну, а самую первую не помню — была самая обычная пациентка…

— То есть вы начали, так сказать, с "общих заболеваний"?

— Я вырос "во дворе" Института вакцин и сывороток, а потому я активно занимался научными исследованиями — сначала микробиологией у отца, а потом уже у Яблокова. Прежде всего поразила личность самого Дмитрия Дмитриевича — блестящего врача-гуманиста. Учился на тогда на 4-м курсе, и я начал заниматься в кружке терапевтической клиники. Закончил институт с отличием. Меня хотели зачислить в ординатуру, но этого не случилось, так как я был сыном профессора. Считалось, что такие дети сначала должны поработать в практическом здравоохранении, а потом уже заниматься наукой. Я был назначен разъездным терапевтом, но мой учитель добился, чтобы меня оставили в клинике при факультете. Здесь я и проработал от врача до заведующего кафедрой…

Мысли вслух: "В клинике нас приучили много трудиться. Аспиранты, ассистенты всегда курировали больных, дежурили по скорой помощи, выезжали в районы области в плановом порядке и по санавиации, консультировали другие клиники, вели консультативные приемы в поликлиниках города. И почти все это в пределах должностных обязанностей, без дополнительной оплаты. Нас не на словах, а личным примером воспитывали в полном соответствии с клятвой Гиппократа. За пациентом никогда не шли деньги, была реальная и качественная бесплатная медицинская помощь. Для профессора все больные были равны независимо от должностного положения в обществе. Помнится, когда я уже заведовал клиникой, главный врач решил сделать палату "люкс" и сообщил об этом Д. Д. Яблокову. Профессор был крайне возмущен, я никогда до этого не слышал от него таких резких слов. Он сказал: "Пока я здесь, никаких люксов не будет, для меня все больные одинаковы, а лечить мы должны сообразно их болезни, а не должности. Ремонт же всей клиники сделать необходимо. Вскоре нашу клинику посетил Е. К. Лигачев, обратил внимание на "неакадемический" вид клиники и помог привести в порядок все помещения".

-… Это знаменитая кафедра! Первая терапевтическая в Сибири и на Дальнем Востоке. Она принадлежит к "школе Боткина". До сих пор я остаюсь заведующим кафедрой по совместительству.

— Всю жизнь здесь?

— Да, всю жизнь… Я и считаю себя терапевтом. Больше всего я люблю консультировать именно терапевтических больных. В кардиологии сегодня технологии столь высоки, что изменили суть врачебной помощи. У нас сегодня сложности не столько с диагнозом, сколько с методами лечения. Как, используя самые высокие технологии, лечить больного. А в терапии каждый раз сплошной ребус. Сложнейшие пациенты встречаются! Они одной болезнью не болеют…

— Но все-таки ваше имя связано с кардиологией?

— В 1979 году мне предложили создать филиал кардиологического центра… Я занимался в те годы ревматологией. Она же тесно связана с кардиологией. Ведь она во многом начиналась с ревматизма сердца. И такой институт предполагалось создать в Томске. А в это время Л. И. Брежнев проехал по Сибири. В результате — вышло Постановление Совета министров и ЦК партии о развитии науки на Востоке страны. Создается у нас Институт онкологии по инициативе академика Н. Н. Блохина. И в это же время формировалась кардиологическая служба. Ее инициатором был академик Е. И. Чазов. Понятно, что в Томске нужен Институт кардиологии. Туда меня и решили привлечь. Я отказался. Меня начали агитировать, да и выяснилось, что Институт ревматологии создать в тех условиях не удастся… Так я попал в кардиологи, хотя занимался в основном ревматизмом сердца, считался ведущим специалистом именно в этой области.

— Вам помог Чазов при создании института?

— Все-таки поначалу я назвал бы "томских москвичей". Они работали и в ЦК КПСС, и в министерствах. Конечно, сложностей было много — надо было построить комплекс зданий, обеспечить институт современным оборудованием, подобрать кадры.

— По сути — вы пришли на "пустое место". Была, конечно, кардиология в университете и клиниках, но ведь нужно было перейти на принципиально новый уровень ее, не так ли?

— Мы были "хорошо воспитанные клиницисты"…

— Звучит непривычно?

— В Томске начали формироваться институты клинического профиля, то есть наука переплетена с лечением. В приказе министра Б. В. Перовского об этом было сказано прямо и четко: надо обеспечить Сибирь и Дальний Восток эффективной кардиологической помощью, создать специальную службу. К сожалению, на Востоке страны практической кардиологической службы не было. К примеру, в Томске не было ни ультразвуковой диагностики, никаких компьютерных топографов и так далее. Однако уже в то время мы начали лечить инфаркт миокарда — растворять тромб. И одним из пионеров мирового масштаба был Евгений Иванович Чазов.

Фибролизин — один из первых тромболитиков — был создан в нашей стране, и академик Чазов впервые в мире ввел его внутрь в корональную артерию через катетер. И таким образом тромб был растворен, кровоток был восстановлен. Это достижение вошло в историю кардиологической мировой науки. Я прекрасно понимал, что мы должны создать кардиологическую службу, которая использовала бы последние достижение мировой науки. От этого мы уже отталкивались, как идти дальше. Уже в 81-82 году у нас началась регулярная круглосуточная коронография. Мы начали вводить препараты, растворяющие тромбы, внутрь артерий и сосудов.

— Чем раньше, тем лучше?

— Да, нам стало понятно, что есть "золотой час". Чем раньше введешь лекарство, тем эффективней растворяется тромб. К сожалению, пациенты к нам общаются слишком поздно. Поэтому мы одновременно с Москвой начали вводить препараты на догоспитальном этапе. Как только ставится диагноз, тут же в условиях скорой помощи вводится тромболитик.

— Скорая помощь по Сибири? Это же нереально!

— Конечно, это в условиях Томска и крупных городов. Причем была разработана оригинальная методика, которая предусматривает быстрое введение препарата — капельницу на несколько часов не поставишь в условиях скорой помощи… Вводилась половинная доза препарата, и метод оказался весьма эффективным. Он использовался во всех регионах Сибири, а потом и в других местах, в частности, в Болгарии. Я там был, так как являюсь членом Болгарского общества, и мне демонстрировали использование нашего метода борьбы с инфарктами… Но за пару часов из болот и тайги не дойдешь до клиники, а потому надо было придумывать нечто принципиально новое, что могло бы помочь сибирякам. Мы являемся одними из разработчиков так называемой "фармакарзивной стратегии". То есть на первом этапе, до госпиталя, даже фельдшер имеет право сегодня ввести троболитик. Это можно сделать в сельской больнице, в фельдшерском пункте, — везде, где есть специалист. Но потом этого пациента надо транспортировать в клинику, где делается отсроченная ангеопластика и проводится необходимое лечение.

Мысли вслух: "Сейчас невольно думаешь о том, как важно, чтобы в сложный период жизни тебя окружали высокие профессионалы и просто хорошие порядочные люди. Мне повезло, начиная с родителей, учителей, друзей и товарищей по работе. Всю жизнь я буду боготворить главных своих учителей в медицине Д. Д. Яблокова и С. П. Карпова, их святой образ всегда был своеобразным маяком моей творческой деятельности. Томичи же должны благодарить судьбу, что в течение 17 лет нашей областью руководил Е. К. Лигачев, крупнейший государственный деятель, патриот своего Сибирского края. Мне довелось все 17 лет быть лечащим доктором Егора Кузьмича. Не могу не сказать, что лечить его было просто. Как-то с первого визита в нашу клинику исчез барьер высокой должности. Лигачев сразу полностью доверился тогда совсем молодому доктору (29 лет), категорически отверг консультации Д. Д. Яблокова и по всем медицинским вопросам обращался ко мне, точно и ответственно выполнял рекомендации, в быту был очень скромен… Официальное открытие Сибирского кардиологического научного центра в г. Томске состоялось 13 июня 1980 года. Накануне были приняты первые пациенты в отделение артериальных гипертоний, так что гости знакомились с уже функционирующей клиникой".

— Вы искали разные методы кардиологической помощи, которые можно было применять в условиях Сибири?

— У нас в Сибири два-три человека на квадратный километр, а на Дальнем Востоке вообще — один человек. А в Красноярском крае есть огромные регионы, где один человек на десятки квадратных километров. Как в таких условиях организовать эффективную медицинскую помощь?! Поэтому было решено довести до них хотя бы консультативную помощь — в то время еще не было таких телекоммуникаций, как сейчас. Мы предложили мобильные системы. В советское время можно было сделать многое очень быстро. Мы обратились к министру речного флота, он выделил нам бесплатно…

— Вы делаете акцент именно на этом слове?

— Да, бесплатно! Был выделен теплоход, который в Томске на судоверфи по нашему проекту был переоборудован в специальный диагностический комплекс, где уже было современное оборудование.

— Вы на нем ходили?

— Конечно. По Оби до Копашево. Это север Томской области. В первом рейсе я был участником, консультировал пациентов. Читал лекции, просвещали население. Надо было самому убедиться, насколько полезна и важна данная экспедиция. Люди очень активно посещали теплоход. Его приход в тот или иной поселок всегда становился событием. Приходилось работать нам с утра и до вечера, так как пациентов было очень много. Мы поняли, насколько необходима такая система медицинской помощи. Была специальная коллегия, которая одобрила наш опыт. Появились специальные кардиологические автобусы, а потом пошли поезда в Новосибирске и Красноярске. Система начала активно внедряться. В Томске в областном управлении появился первый отдел мобильной кардиологической помощи. Впрочем, не только нашей, но и в целом медицинской…

— А судьба парохода "Кардиолог"?

— К сожалению, его сожгли. Несколько лет он очень активно работал, но когда начался в стране беспредел, его отдали в аренду какому-то богачу и тот начал организовывать на нем разные увеселительные поездки. В одной из них его и сожгли. Печален конец у "Кардиолога", но методика оказания кардиологической помощи, разработанная на нем, осталась. Кстати, в Томске сегодня плавучая поликлиника работает, и я считаю ее прямым потомком нашего "Кардиолога". Правда, она частная. Ее финансирует Газпром, но во время своих рейсов она обслуживает все население, а не только работников Газпрома. Власть Томска активно поддерживает эту поликлинику, и это правильно. Так что наша научная разработка, касающаяся создание мобильных систем кардиологической помощи, живет и развивается, но для нас это уже прошлое.

Мысли вслух: "Невозможно даже приблизительно подсчитать какое количество больных пролечил или проконсультировал я за прошедшие годы работы врачом, ассистентом, доцентом, профессором, заведующим кафедрой и, наконец, директором Института кардиологии. Многим приходилось заниматься, но вот врачевание я не прекращал никогда. Впрочем, это необходимо. Есть неписанное правило: если хирург не делает сотни операций в год, он теряет квалификацию. То же самое и терапевт. Хороший врач-диагност должен постоянно работать с больными, иначе теряются навыки таких важных и сейчас, в век замечательных компьютерных технологий, методов непосредственного исследования больных (аускультации, пальпации, перкуссии). Э. Канту принадлежат слова: "Учить надо не мыслям, учить надо мыслить". Это в полной мере касается нашей профессии".

— Мне довелось побывать в клинике. Заметил, что у вас специалисты разного возраста, но все говорят, что они ученики Карпова. Счет идет уже не на единицы, а на поколения?

— В первые годы работы были не только ученики, но и соратники. Бюст Евгения Евгеньевича Пекарского установлен на входе в институт. Это наш выдающийся кардиохирург. Академик. Очень творческая личность. Мы с ним учились в одной группе. Так что и его учеников у нас много. Были соратники, которые вместе со мной поднимали наш кардиологический центр. Да, первые доктора наук — это мои ученики в основном. Более ста докторов и кандидатов наук я подготовил.

— "Школа" — это обязательная традиция в медицине?

— Есть разные мнения. Я же считаю, что "Школа" — это великое достижение не только в медицине, но и в науке в целом. Вот, к примеру, Томск. Здесь быстро были созданы пять институтов, за пять лет — пять институтов. И это потому, что здесь были научные школы, которые смогли сразу дать нужное количество квалифицированных специалистов. Они были воспитаны в классических российских традициях, и это во многом обеспечило успех их работы. В медицине это особенно важно — традиции отечественного врачевания. Сейчас говорят о пропасти, которая возникла между "аппаратной" медициной и "обычной". Имеется в виду обилие приборов, используемых при лечении, и еще, к сожалению, деньги.

— Врач, прибор, деньги — вот залог эффективного лечения?

— Если бы так… Недавно я читал статью одного математика, который заканчивал наш университет, а потом уехал в Америку, где работает сейчас. Он сравнивает нашу научную школу и американскую мобильность, мол, там работаешь сегодня здесь, завтра там, а послезавтра — совсем в другом месте. Наверное, для Америки это неплохо, так как они собирают хороших ученых со всего мира, так сказать "снимают сливки", но в российских условиях такое неприемлемо. Наша наука держится на "школах". А это не только технологии — "приборы", но и морально-этические принципы. Особенно для медицины это важно. Мы быстро создали свой кардиологический центр во многом благодаря тому, что в Томском университете существовали и существуют мощные научные школы с вековыми традициями. В этом году у меня два юбилея — 125 лет кафедре и 35 лет институту. Вот и наглядный пример медицинских традиций в Томске. И перекресток двух школ. Первая — Боткина, Курлова, Яблокова, а вторая — Мясникова и Чазова…

— А вы приняли их эстафету?

— Я считаю себя представителем двух крупных научных школ. Подобная ситуация свойственна российской науке.

— Мне кажется, Томск в этом плане ярчайший пример: буквально на каждом углу (извините за грубость сравнения) здесь научные школы?!

— В конце позапрошлого века Антон Павлович Чехов проехал Сибирь. Останавливался и в Томске. Написал, что "Томск — это свинья в ермолке и ни одной красивой женщины". Томичи оскорбились, поставили Чехову памятник, мягко говоря, не очень традиционный. Юмористический памятник. И подпись своеобразная, мол, это Антон Павлович Чехов глазами пьяного мужика, который никогда не читал "Каштанку".

— Отомстили писателю…

— Но во времена поездки Чехова город был захолустный. Свое лицо Томск приобрел, когда здесь появился Университет. Он стал первым в Сибири университетским городом. Считается, что на душу населения профессоров, ученых, студентов в нашем городе больше, чем в любом другом городе России. В 1986 году к нам приехали американцы. Их привез сюда Евгений Иванович Чазов. Наверное, это была первая поездка американских медиков в Сибирь. Была весна. Они ходили по городу, а потом нам говорили: "Какие у вас красивые женщины!". Вот так американцы ответили Чехову…

— Все же, наверное, не американцы, а женщины Томска!

— Американцы любовались городом, говорили, что Томск может стать одним из туристических центров, если, конечно, наладить здесь соответствующий сервис…

— Вам когда-нибудь хотелось уехать отсюда?

— Был сложный период времени, когда в медицине шла перестройка… Меня хотели забрать в 4-е Главное управление, чтобы работать в Кремлевской больнице. Честно говоря, я даже испугался этого, потому что не хотел уезжать отсюда. Кстати, моего отца звали и в Киев, и в Ленинград, и в Москву, соблазняли разными должностями, но он не уехал.

— У вас две дочери. Медики?

— Старшая дочь — микробиолог, заведует кафедрой. А младшая дочь работала у меня на кафедре, а сейчас терапевт в институте.

— Надеюсь, вас не обвиняют в потакании родственникам?

— Сейчас, к счастью, на это не обращают внимания в отличие от прошлых времен. Кстати, зять у меня здесь работает, сейчас исполняет обязанности заместителя директора по науке. Открыто меня никто не обвинял в том, что я, мол, "двигаю" своих родных — все прекрасно знают, что прежде всего я всех оцениваю по заслугам, по их квалификации, по таланту, если хотите. Медицина — это та область, где протежировать нельзя — это сразу же сказывается на пациентах, на их эффективности в лечении.

— Да и критиковать вас сложно — все-таки у каждого есть сердце…

— Всю критику за меня принимают два человека. Татьяна Викторовна, референт, — она со мной с первых дней, и водитель Иван Игнатьевич тоже с самого начала. Когда кто-то критикует, он страшно возмущается и говорит: "Подождите, будете у нас, вот тогда и поговорим!"… А если серьезно, то было несколько случаев, когда меня обидели, более того — оскорбили. В перестроечные времена, когда было модно выискивать всевозможные "бяки", один журналист написал несправедливую статью об институте. В ней и мне досталось. Статья была необоснованная, но очень неприятная. А потом этот журналист к нам попал в очень тяжелом состоянии. И отказывается от консультации, мол, он не может, ему неловко, что я его буду консультировать. Но для меня и всех нас он был одним из пациентов, которых мы должны вылечить. Мы ему очень помогли, т он чувствовал себя крайне неловко… Так что в жизни все бывает. Я по натуре добрый человек, ругаться не умею.

— Мне ваши коллеги сказали почти все, что ваша главная черта — доброта.

— Но это недостаток, так как иногда надо быть строже, более требовательным. Даже рецензентом я не всегда бываю хорошим, так как стараюсь не обращать внимания на недостатки, а замечают полезное и нужное, даже если этого меньше, чем отрицательного.

— Но, наверное, иначе нельзя в кардиологии! Каков ваш девиз? -

— Доброта побеждает болезнь. Этому принципу я следую, так уж меня воспитали. Отец никогда мне грубого слова не сказал, да и учитель был таким же. Дмитрий Дмитриевич Яблоков был вообще глубоко верующим человеком…

— Интересно, а сколько всех болезней сердца из всех человеческих…?

— Очень много. Ответить сразу не смогу. Сейчас особенно много разных вариантов. Конечно, есть главные, основные, те, которые определяют все — ишемическая болезнь, к примеру. Инфаркт миокарда — это более 60 процентов заболеваний сердца. От этого в основном погибают. Затем — мозговой инсульт, артериальная гипертония. Вот три главные болезни. А вообще-то их множество. Есть наследственные болезни, очень редкие.

— Когда-то вам сказали: надлежит вам стать головным кардиологическим институтом в Сибири и на Дальнем Востоке. С той поры прошло более тридцати с лишним лет. Удалось ли реализовать то, что тогда задумывалось?

— Недавно я выступал перед коллективом, рассказывал о том, насколько нам удалось реализовать все, что было записано в приказе министра Бориса Васильевича Петровского о нашем создании… Впрочем, отвлекусь немного. Насколько тогда был доступен министр. К Покровскому я мог попасть легко, в любое удобное для меня время… К Чазову — сообщи только о том, что тебе необходимо с ним встретиться, и ты уже мог рассчитывать, что в ближайшее время окажешься в кабинете министра… Они были очень доступны… Сейчас же не попадешь… Или надо быть академиком как минимум… Так вот, в конце своего доклада перед сотрудниками я сказал, что мы полностью выполнили то, что нам поручало правительство. Сегодня сибирская кардиология самодостаточна. Конечно, это не только наша заслуга, но мы были в первых рядах, среди первопроходцев.

Мысли вслух: "При формировании Института кардиологии нам всегда везло на больших энтузиастов профессии и хороших доброжелательных людей. Наукой нельзя хотеть заниматься, ей надо обязательно увлечься, может быть, даже "заболеть". Только ученые-энтузиасты, а нередко "фанатики", достигают больших результатов, ибо они фактически живут наукой, своей профессией, работая часто за мизерное вознаграждение или даже без него. Наука — это творчество, как и искусство, поэзия, живопись. Она не знает регламента времени, большие ученые посвящают ей жизнь".

— Вы оптимист?

— Врач обязан быть оптимистом — он всегда должен верить, что обязательно спасет пациента…

Читайте все материалы в серии "Чаепития в Академии"