Первым на Марс ступит... Журналист-Естествоиспытатель?

Эксперимент накануне ХХI века

Футурологи склоняются к тому, что высадка человека на Красную планету произойдет не раньше середины будущего столетия. Но уже сейчас, отрабатывая некоторые нюансы и той грядущей экспедиции, испытатели собираются “уйти” на 240 суток в “бочку”. Добровольно. Одна из целей участия в длительной изоляции в этом году журналиста – подобрать мотивы того, чтобы право стать первым человеком, спустившимся с трапа на марсианский песок, предоставили не командиру экипажа, не бортинженеру или космонавту-врачу, а журналисту. Естественно, если представители нашего цеха убедят общественность, что их коллега необходим в экипаже первого исторического межпланетного перелета.
Ох уж эта щемящая сердце проблема для журналиста, пишущего на темы науки и освоения космического пространства – “пресса и пилотируемые полеты!” Как мы знаем из истории науки и техники, первые репортеры, прошедшие курс космической подготовки, появились при Сергее Павловиче Королеве во времена первых космонавтов, в шестидесятые годы. Среди них можно назвать, к примеру, ставшего теперь знаменитым писателя Ярослава Голованова. Затем в 1989 году Михаил Горбачев, тогдашний Президент СССР, неосторожно пообещал, что первым в космосе из журналистов поработает на станции “Мир” наш, “советский”. Но полетел японский – редактор телевидения Тойехиро Акияма, за семь дней пребывания которого в невесомости над планетой телерадиокомпания Эн-Эйч-Кей заплатила 12 миллионов долларов США.А подготовленный по программе “Космос-детям” отряд тогдашних “советских” журналистов? Никто из них так и не дождался обещанного Михаилом Сергеевичем. Разметало по жизни, кого куда. Пятерых репортеров и одну женщину.
Недавно встретил я одного из них, Валерия Бабердина. По-прежнему он журналист, полковник армейской газеты “Красная Звезда”. Другой, Павел Мухортов, бывший одно время лучшим журналистом Латвии, стал ныне негоциантом. И, по его словам, вернется к перу лишь выйдя на пенсию. Валерий Шаров окапался на Дальнем востоке, но наезжает в Москву, недавно тиснул статью по космонавтике в “Огоньке”. Но ни они, ни Светлана Омельченко, ни Юрий Крикун с Украины, ни Александр Андрюшков, увы, в космос не полетят. Им не грозит слава Тойехиро Акиямы.
Зато в прошлом году стала, наконец, известна российская сенсация: наш брат журналист автор этого материала, впервые в мире и в истории космонавтики и журналистики, ангажирован для участия в длительном, четырехмесячном квазикосмическом “полете”. В рамках подготовки, прежде всего, многолетней работы на орбите Земли экипажей международной космической станции. Еще до того, как на нее стартуют первые пилотируемые корабли.
Что же это за наземный “полет” такой? Как такое может происходить?
По-научному этот эксперимент, подготовка к которому была развернута в Государственном научном центе Российской Федерации “Институт медико-биологических проблем” (ИМБП), называется “Деятельность экипажей при моделировании условий длительного полета на международной космической станции”. Дело это совершенно новое, как и будущая орбитальная станция (какую раньше именовали “Альфой”, но это имечко к ней не привилось), даже не имеющая собственного красивого названия. Впрочем, возможно, останется рабочее – проект “Сфинкс”.
Участвовать в “Сфинксе” будут, по его сценарию, три основных экипажа, каждый из четырех космонавтов. Плюс две экспедиции посещения. “Летать” они начинают в обновленной сейчас до уровня 21 века, действующей, в натуральную величину, модели межпланетного корабля. Она строилась по замыслу опять же Сергея Павловича Королева. И, как, может быть, знают читатели, интересующиеся научно-популярной и ракетно-космическими тематиками, получила от журналистов прозвание “марсолета”. Хотя официально она называется просто “ЭУ” – экспериментальная установка.
Так вот, по замыслу ученых, с февраля 1999 года в ней и вокруг нее начинается многомесячная, очень серьезная и важная космическая игра взрослых дядей из разных стран мира. А не исключено, что и тетей. Ибо в этот раз в эксперименте рассматривается работа экипажей, “смешанных по половому признаку”.
Сначала стартует четверка первых космонавтов-испытателей. Всего они проведут в изоляции больше других – 240 дней. На тридцатые сутки, где-то в марте, а затем и на 155-е, когда пойдет уже июнь, в ЭУ два раза на срок 110 суток войдут новые экипажи, тоже по четыре человека. И к этому объединению профессионалов “на орбите” как бы пристыкуются еще и две-три экспедиции посещения. Специально, для создания скученности, чтобы, значит, пожить всем вместе деньков семь-десять в тесноте, как говорится, да не в обиде.
Так гласит пословица. А как пойдет многонациональная жизнь на орбите на самом деле? Когда растет стресс, когда, вдруг, откуда ни возьмись, возникает нештатная ситуация – авария, вынужденная бессонница, падение давления атмосферы, неожиданное изменение ее газового состава? Это-то и хотят научиться корректно прогнозировать специалисты в области космической психологии, моделируя космические полеты в наземных условиях. И поэтому нештатных ситуаций испытателям обещано много. Как говорится, мало не покажется. “Полет” предстоит не для слабонервных.
Ведь принципиальное отличие от орбитальной станции, идущей на смену космическому комплексу “Мир” в том, что на ее борту постоянно будет вестись совместная деятельность и общение групп людей, различающихся по национальному признаку, выполняющих неидентичные программы полета. Они станут жить в относительно изолированных блоках орбитального поселения. А их разные социокультурные традиции, профессиональный опыт, национальности, возраст, религиозные или атеистические взгляды могут явиться источником формирования психологических подгрупп. А между ними не исключена, как выражаются специалисты, конфликтная напряженность. До сих пор в мировой практике комплексного изучения этих феноменов не проводилось. Но не только с точки зрения экопсихологии моделируется жизнь в орбитальном международном поселении. Как рассказали нам в ИМБП, основной особенностью этапа развертывания на орбите Земли международной космической станции будет большой объем сборочно-монтажных работ в открытом космосе. При этом дистанционный контроль психического и физического здоровья членов экипажа потребует существенного усовершенствования средств диагноза, прогноза, оказания помощи и поддержания работоспособности космонавтов в ходе полета. В наземном эксперименте новые средства дистанционного медицинского контроля будут испытаны и доработаны. И предложены в народное зравоохранение. И тогда больному-сердечнику, скажем, из Тюмени не надо будет собираться в дальнюю и дорогостоящую дорогу в Москву, чтобы пройти обследование и получить консультацию специалиста-кардиолога. Все это моментально станет возможным сделать при помощи компьютера. Вернее, двух. За одним, в Москве, примутся работать медицинские светила. Другой для связи установят в клинике в Тюмени.
В числе российских профессиональных космонавтов и испытателей, которые заявляются в этот уникальный международный эксперимент, – летчик-космонавт, врач, орбитальный долгожитель Валерий Поляков. О его опыте работы в космосе и рекордным по длительности полете известно. А вот участники 135-суточной изоляции-космонавты-врачи Василий Лукьянюк и Владимир Караштин. Сейчас они готовятся к своему первому старту в космос. Но в 1994 году вместе с врачом Игорем Ничипоруком свыше четырех месяцев уже “летали” в “марсолете” по программе эксперимента “Хьюбес”. Посчастливилось пройти через квазикосмическую изоляцию и автору этого материала. В 1995 году, я был командиром двух экспедиций посещения в экперименте “Эко-Пси 95”.
Хотите узнать, что такое, экспедиция посещения? Пресса об этом еще ни разу не рассказывала.

Предлагаю вам, читатель, перенестись в 95-й и посмотреть, как это было. Но до того вернемся еще раз к истории вопроса “пресса в космосе”. Простите, если заметите, что я повторяюсь, просто для меня это, как говорится, самый любимый мозоль.
...Итак, вернемся к тому, как восемь лет назад сотни журналистов тогда еще Советского Союза боролись в творческом конкурсе Космической комиссии Союза журналистов СССР за право полететь в космос. И лишь без малого тридцать человек допустили до финала. Около месяца они исследовались в клиническом отделе Института медико-биологических проблем Минздрава СССР.
Их вертели на центрифугах, они вращали до темноты в глазах педали велоэргометров, боролись с тошнотой на спецкресле проб КУКа, висели вниз головой, привязанные к ортостатическому столу, выясняя резервы сердечно-сосудистой системы. Шестерых счастливых Главная врачебно-летная экспертная комиссия допустила к спецтренировкам. Они закончили Центр подготовки космонавтов им. Ю.А. Гагарина и каждый получил диплом космонавта-исследователя.
А вот слетать на “Мир”... Двенадцать миллионов долларов, как мы уже отмечали, стоявшие за японским тележурналистом Тойехиро Акиямой из Ти-би-эс, перевесили соображения престижа и неосторожное обещание М.С. Горбачева, что первым в космосе будет советский журналист. И из профессиональных журналистов первым на орбите побывал японец.
Из наших же финалистов на космической стезе до сих пор повезло двоим. Александру Андрюшкову из всеармейской “Красной Звезды” и автору этих строк тележурналисту, работавшему тогда в программе “Вести” Российского телевидения.
Командирами двух испытательных экспедиций – основной (ЭО) и посещения (ЭП) они вместе с четверкой старшекурсников МАИ “отлетали” в уникальном эксперименте “Эко-Пси 95”. Его в макете межпланетного корабля проводил все тот же коллектив Государственного научного центра РФ “Институт медико-биологических проблем”.
Изучалась тогда экология замкнутого пространства и психология группы космонавтов в разных нештатных ситуациях, от изменения давления и состава газовой среды до трехсуточной бессонницы при маневрировании в пространстве.
Что может возникнуть на борту в первые девяносто суток полета к Марсу? Или работы на лунной базе? Можно заглянуть ближе: постановщики эксперимента уверены, что этот опыт будет использован на международной космической станции.
И еще: нам надо было обязательно начать доказывать, что журналист необходим в длительных космических экспедициях. Без него – никак.

Из дневника командира ЭП-1

“...Нас два экипажа по три человека. Основной – ЭО и посещения-первый – ЭП-1. Командир старше бортинженера и космонавта-исследователя. Такова традиция выращивания космических кадров. Сорокавосьмилетний полковник, журналист, пришедший в прессу из истребительной авиации. Я на десять лет моложе, в прессу пришел после трех лет работы в Центре управления полетом, где по распределению после вуза проходил курс молодого специалиста.
Пятикурсник МАИ, бортинженер основной экспедиции Александр Ивянский. За полтора месяца тренировок, без отрыва “от диплома”, изучил наземный межпланетный комплекс от и до. Нет на нашем корабле и его в компьютерах, чего бы он не знал. Командир нередко гасит его инициативы, тыча пальцем в инструкции, каждая строчка которых, как известно старшим, написана потом, а порой кровью испытателей.
Остальные эконавты – студенты-третьекурсники. Бортинженер экспедиции посещения Игорь Туровский станет конструктором межпланетных кораблей и постоянных баз на небесных телах Солнечной системы. Он готовился как дубле “основного” Саши Ивянского. КИ, исследователи – основной Ярослав Балахонцев и наш Юрий Васин вошли в эксперимент каждый со своей программой. Юрий работал вампиром – брал кровь по специальной российско-германской методике, какая работает на станции “Мир”. Ее нужно совершенствовать для “Альфы”.
15 ноября 1995 года, 14 часов.
Наш “запуск” со стороны выглядел так. Ответственный инженер Семен Лазиев вскрыл запечатанную бронированную дверь, точнее, прямоугольный люк, как на подводном крейсере. Мы вошли в переходно-хозяйственный отсек. Бронелюк захлопнулся, штурвал на нем завернулся два раза, отрезав нас от внешнего мира на семь суток. От земных звуков, запахов, температуры, света, излучений, войны и мира, ругани и толкотни, ночных клубов, коктейлей, девушек...
В руке у 104ТИВ (позывной бортинженера Игоря Туровского) телекамера. Он ко всему еще и главный телеоператор “Эко – Пси95”. 105ЮВА (позывной Юры Васина) не выпускает увесистый саквояж фирмы “Берингер Мангейм” с пробирками и электронными индикаторами. Семь дней с этим оборудованием ему анализировать биохимические изменения в крови и урине шестерых человек. Я – позывной 106 ФАЕ – держу бортжурнал с программой полета. Впереди много науки, я дублирую Юрия по биохимии. Но основное – этой, наступающей ночью. Эксперимент “Пилот”. Тренажерное пилотирование и перестыковка в космосе реальных динамических объектов, точнее, их электронных моделей выполняется на компьютерном тренажере вместе с членами основной экспедиции.
...Открывается дверь переходного отсека. Здесь установлены АСУ (ассенизационное устройство), душ и умывальники. За следующей дверью – базовый отсек с компьютерами, спальными местами, тренажерами, спецоранжереей “Свет”, кухней и обеденным столом...”

И все-таки журналисту быть на Марсе первым!

Чтобы войти в экипаж новой экспедиции “Сфинкс”, рассчитанной на 240-суточную изоляцию, мне пришлось пройти через строгие требования медицины, подтвердить физическую форму, выучить заново английский, ибо это рабочий язык 240-суточной программы. Ожидается, что в экипаж войдут представители Японии, Австрии, Франции, Германии, не исключено, представители других стран, зарубежья ближнего и дальнего. На борту испытатели займутся клинико-физиологическими, биохимическими, микробиологическими, иммунологическими, санитарно-гигиеническими, биологическими исследованиями. В программе также – операционно-тахнологические эксперименты, отладка без данных, индивидуальная психология, психология деятельности.
Это значит примерно то, что в “марсолете” они станут по очереди ходить в сауну, в душ и на тренажеры, бегать на тредбане, сдавать кровь и урину, опять и опять выращивать пшеницу в спецоранжерее “Свет”, на персональном компьютере выполнять всякие тесты и рабочие программы, на тренажере “Пилот” стыковать электронные модели реальных космических аппаратов друг с другом и маневрировать на орбите Земли.
–– Придется также заменять санузел, монтировать холодильно-сушильный агрегат, раз в месяц менять фильтры в системе очистки атмосферы от микропримесей, делать другую работу, содержание которой мы пока держим в секрете,–– подселился инженер, ответственный специалист по ЭУ С.Лазиев.—Но, в общем, скучать не дадим. Если в экипаж войдет журналист? Ему надо быть мастером на все руки. И водопроводчиком, и санитаром, и техником, инженером. Дежурным по кухне, скажем, тоже придется выступать регулярно, мыть за всеми посуду. Вас это не пугает?
Нет не пугает. Наконец пришло время сказать о пафосе этого материала. О главном смысле работы журналиста в космических проектах. Ряд специалистов по космонавтике, как известно считает, что за пределами Земли должны работать исключительно профессиональные мужчины – космонавты – технари, пилоты и врачи. Что не место в тех экстремальных условиях ни женщинам, ни представителям других профессий. Если их “катать”, то только за большие деньги. Иначе – никаких журналистов, артистов, учителей и прочая.
Но ведь прогресса науки и техники не остановить. В ходе развития цивилизации, как мы уже отмечали, рано или поздно, скажем, на Луне разовьется колония со своей небольшой столицей, которую назовут ну хоты бы Селено-Печерском. Пусть население ее составит несколько тысяч человек. Но я не могу представить, что такие информационные монстры, как Си-Эн-Эн, НТВ, ОРТ, Эн-Эйч-Кей в будущем не догадаются, по элементарной логике вещей, открыть в ней собственные корреспондентские пункты. И развивать их. И я верю, что именно тот из наших потомков, кто проведет на Селене не одну длительную командировку, набрав опыта, ознакомившись с техникой, и войдет в состав марсианской команды. Как минимум, ему можно поручить вести видеодневник путешествия, ежедневные прямые включения с борта, а также функции помощника командира по общественно-развлекательной работе. Ну и паяльник не плохо бы уметь держать в руках, и компьютерный вирус, невесть откуда взявшийся, убить в мгновение ока...
Но до поры мы, земляне, их нынешние предки, запираемся на Земле в технические прообразы межпланетных кораблей и лунных баз, оттачивая медицинские методики и системы обеспечения жизнедеятельности космических аппаратов. Не исключено, иные современники за глаза назовут добровольцев-испытателей неразумными фанатиками, едва не сумасшедшими. Но есть другое слово – энтузиазм. Жаль, что его не часто встретишь в наше прагматичное время.

Андрей ФИЛИППОВ